.
Очередная сказка о Золушке 
20 
На классический боксерский поединок сие походило мало, в нормальном поединке зрители уже вовсю захлебывались бы презрительным свистом, рефери без конца подгонял бы соперников: «Бокс, бокс! Коммон, бойз!», – секунданты исходили бы слюной: «Драться, драться, забыл, зачем здесь?!», – промоутеры подсчитывали будущие убытки. Но Зубкова мало интересовало мнение нынешней публики и секундантов. Ему приспичило поговорить, и он говорил:
– Хлюпики вы все, москвич. Дело не в мышцах, встречал я столичников и крупных, как шкафы, и накачанных на станках, а все равно – как один хлюпики.
Ткнешь пальцем, и лопаются, что твой пузырь из мыла. И случись до серьезного дела, я только одними своими хлопцами возьму вашу столицу. Потому что солдаты, которыми вы станете загораживаться, они ж все тоже из глубинки, столичники в армию не ходят, откупаются или косят. Поэтому срочники с радостью станут давить зажравшихся москалей...
«Угораздило меня родиться в первопрестольной, – тоскливо подумал Карташ. – Теперь отдувайся за происхождение. Нет чтобы родиться в Питере. Сейчас говорили бы без надрыва. И вообще, по нынешним временам модно быть рожденным в Питере...»
– Ну, что скажешь, москвич? – оторвал Алексея от дум вопрос Зубкова.
Олигарх по своему обыкновению улыбался.
Карташ пожал плечами, утер кровь с губы.
– А надо чего-то говорить? Ну, раз так хочешь... Ты ж при Союзе родился, в Прибалтике, значит, бывал. Или в Татарии...
– При чем тут татары? – перебил Зубков.
– А при том, что и прибалты, и татары, или, допустим, гуцулы всегда жили нормально. Что при старом режиме, что при новом. Не доводили себя и своих детей до нищеты и убожества. Пока вы тут водку жрали, в грязи валялись и скулили по поводу проклятых москалей, которые-де житья не дают, обдирают нас как липку, они обустраивали свою маленькую частную жизнь как могли. Обували-одевали, поднимали детей, помогали родне. Так может, в себе лучше покопаться, а не винить во всех грехах зажравшуюся Москву?
Карташ замолчал. Молчал и Зубков, разумеется, улыбаясь. Похоже, не улыбаться он не умел.
– Эй, Хамид! – крикнул олигарх. – Заснул там, что ли! Где гонг!
Незамедлительно последовал удар в гонг. «Ну вот и прошел второй раунд, – констатировал Карташ. -Прошел, надо признаться, своеобразно».
– Бумкай еще раз, Хамид! – скомандовал Зубков. – Мы с москвичом проговорили и весь перерыв. Третий раунд!
Вместе с ударом гонга Зубков, не переставая лыбиться, двинулся к Карташу.
Алексей ощущал в себе разительные перемены по сравнению с самим собою в начале боя. Он завелся. Если до этого неунывающий алюминиевый весельчак его просто раздражал, то теперь Карташ испытывал к нему нешуточную злость. «С-сука, игрушку нашел! Кеглю, мячик! Развлекух ему, падле, мало!» Нет, наверное, ничего мерзее, чем ощутить себя игральной картой-"двойкой" в чьих-то руках; захочет – сбросит с рук, захочет – покроет козырем или вовсе сожжет на свече. И Карташу дико захотелось расквасить эту лыбящуюся физиономию. Ему вдруг припомнилась слышанная в каком-то телерепортаже боксерская поговорка: «Каждый панчер имеет свой шанс», что в переводе на человеческий означает – исход поединка может решить один удар. Черт с ним, пусть не решить исход поединка в свою пользу, но хотя бы вмазать от души, хотя бы разок, чтоб юшка хлынула...
Карташ броском сократил дистанцию, безоглядно вклинился в ближний бой и па-ашел молотить кулаками. Алексей лупил без всякой босксерской правильности, лупил отчаянно, размашисто, от души, в технике «как получится, так и получится», лишь бы влепить посильнее и поточнее... С поточнее выходило не очень. Половина ударов шла мимо цели – Зубков уклонялся, уходил, нырял. Другая половина вроде попадала в цель, но пропадала без пользы, поскольку была блокирована перчатками и локтями.
Алексей понимал, что силенок надолго не хватит. Серия выматывала, особенно выматывали удары, в которые он вкладывал весь вес, а те удары летели в пустоту и за ними проваливалось все тело. Сознавая, что выдохся, Алексей вошел в клинч.
Карташ разобрал, что не только он тяжело дышит. Защита отразилась и на дыхалке Зубкова. Верно, правду изрек секундант Гоша – не больно-то сильна дыхалка у магната.
Сцепку боксеров разорвал рефери, клином вонзив руки между поединщиками.
– Разошлись! Бокс!
Разошлись, оступили на шаг друг от друга.
– Неплохо, москвич, – сказал Зубков, продолжая улыбаться. – Хотя...
20 
