Судя по виду, он уже полностью осознал ситуацию – к тому же в голосе звучало откровенное беспокойство. Пожалуй, что племяша он и впрямь любил по-отечески.
Инга тоже застыла, но о ней-то сейчас следовало беспокоиться менее всего – жива-здорова, и ладно… В комнате висел тухлый запах пороховой гари.
– И пусть мне только который за оружие схватится… – сказал Смолин бешеным шепотом. – Замерли все! Ну что, Леший, чьи яйца у кого в кулаке?
Какое-то время стояла тягостная тишина, только в углу шевелился и постанывал сквозь зубы весьма чувствительно ушибленный Маича Петрович. Его карабин, как Смолин отметил с радостью, находился достаточно далеко от хозяина, чтобы не опасаться неожиданностей.
– Как говорится, крести козыри, – процедил Леший, не шевелясь. – Ребятки, не дергайтесь, Вася в таком состоянии дырок наделает махом, вон, у него от бешенства уши узелком завязало… Ва-сь, а Вась…
– Ну? – напряженно откликнулся Смолин, держа их всех в поле зрения и сторожа каждое движение.
– А на улке-то моих еще трое… Неужели справишься?
Смолин обратился в слух – но снаружи не долетало ни звука, что прибавляло уверенности.
– Может, – сказал он, – а может, ты мне лапшу на уши вешаешь. Будь их там хоть целый взвод, тебя-то кто от пули спасет?
– Мочить хочешь? – спросил Леший чересчур уж бесстрастно. – А сможешь?
– Попробую, если что, – отрезал Смолин. Не меняя положения ружья, наведенного на застывших у стола, он передвинулся влево и босой пяткой врезал по кадыку Петеньке, отчего тот мгновенно рухнул на подломившихся руках, мыча и пытаясь заглотнуть воздуха, но на сей раз по-настоящему, а не притворяясь, как Смолин только что. Не отводя дула и взгляда от сидящих, Смолин присел на корточки, протянул левую руку и вмиг завладел Петенькиным наганом. Девать его оказалось совершенно некуда, он ведь стоял в одних трусах – и Смолин, секунду подумав, бросил его на постель рядом с Ингой. Сам предпочел остаться при ружье – если что, сноп картечи на столь близком расстоянии гораздо эффективнее, нежели револьверная пуля…
Вернувшись на прежнее место, Смолин вытянул босую ногу, зацепил ремень карабина и подтянул его к себе.
– Консенсус будем искать? – как ни в чем не бывало спросил Леший. – Не торчать же вот как…
– Влепить тебе в лоб – и весь консенсус…
– Вася, снаружи мои… Хрен уйдете.
– Ну, предположим, снаружи не «твои», а «один-единственный твой»… – послышался из соседней комнаты голос Лихобаба, а секундой спустя он и сам возник на пороге, держа карабин наизготовку: – И тот сейчас лежит под стеночкой, упакованный, как младенчик, и хлебало поганое заткнуто, чем под руку подвернулось…
– С-сука, – с неподдельной экспрессией выдохнул Леший.
Неуловимым движением Лихобаб врезал ему по спине кованым затыльником карабина – не столь уж и убойно, впрочем, но достаточно крепко, чтобы Леший непроизвольно охнул.
– В моем присутствии матом не выражаться, – сказал Лихобаб. – Вообще, сидеть тихо… Вася, все в порядке?
– Да нормально, – вяло отозвался Смолин. Он не чувствовал ни радости, ни триумфа одну поганую, муторную усталость да еще в затылке противно покалывало. Обошлось так обошлось, чего там…
Посмотрел себе под ноги и злорадно ухмыльнулся. Вся правая сторона физиономии Маичи Петровича была уже украшена страшненькой опухолью с кровоточащей длинной царапиной: прикладом по харе – это вам не женской ладошкой по щечке… Вольный сын тайги смотрел печально и уныло, с азиатским фатализмом ожидая удара ногой по роже или еще чего-нибудь неинтеллигентного.
– Веточки, говоришь? – спросил его Смолин ласково. – Ножички, говоришь?
Маича Петрович смолчал, но покрылся обильным потом. Брезгливо сплюнув, Смолин отвернулся. Присмотрелся к Инге, определяя, не нужен ли срочный сеанс психотерапии. Кажется, нет – она тихонько всхлипывала, уткнувшись в подушку, но это не походило ни на истерику, ни на серьезный нервный срыв, так что с утешениями можно было и погодить… Он отставил ружье в проем меж двумя окнами и принялся натягивать брюки – только сейчас почувствовался утренний холодок.
Лихобаб тем временем, сделав неуловимое движение, оказался рядом с верзилой Пашенькой, зайдя со спины, вмиг избавил того от заткнутого за пояс ТТ, каковой, пренебрежительно покривив губы, бросил через всю комнату на постель, где уже валялся Петенькин наган. Распорядился холодно:
– Вы, отроки! А ну-ка, живенько присели на пол рядом с тем вон симпатичным дядькой, у которого рожа опухши…