36 
— Значит, вы были чем-то вроде начальника частной полиции в солидной ювелирной фирме… — задумчиво сказал Голдман. — И долго?
— Пять лет, — сказал Бестужев. — Старик Перельман был, между нами, очень прижимист, но мне платил хорошо, понимал, что есть вещи, на которых экономить не след. Тем более что получалось у меня неплохо, набрался сноровки. Военная служба многому научит человека сметливого…
— Да, я вижу, — сказал Голдман не без одобрения. — Как у вас ловко получилось с этим прохвостом… Так быстро и умело вы его одолели, я и глазом моргнуть не успел, да и Мейер тоже.
— То ли еще бывало, — скромно сказал Бестужев.
— Значит, вы человек, понаторевший в этих самых делах…
И они с Мейером обменялись откровенным, выразительным взглядом, оставшимся непонятным для Бестужева. Голдман продолжал:
— А потом, значит, вы не сработались с наследниками и решили попытать счастья в Америке?
— Угадали, — сказал Бестужев. — Я, правда, не знаю по-здешнему ни словечка, но полагал, что смышленый еврейский парень нигде не пропадет. Два дня как прибыл сюда…
— И тем не менее не производите впечатления робкого, потерявшегося в незнакомой стране человека, — промолвил Голдман не без одобрения. — Посмотрите, Мейер, какой бравый и уверенный в себе еврейский юноша, душа радуется… Я так полагаю, вам и Эллис-Айленд удалось пройти без затруднений?
«Неужели влип? — подумал Бестужев. Вопрос совершенно непонятен, судя по его небрежной обыденности, он касается чего-то привычного, всем давно известного, но знать бы только, чего… — Ладно, будем идти напролом».
— А что такое Эллис-Айленд? — спросил Бестужев.
Голдман поднял бровь:
— Как это, вы не знаете? Все иммигранты проходят досмотр и опрос на острове Эллис-Айленд…
— Ах, вот оно что… — пожал плечами Бестужев с самым безмятежным видом. — Но я не объявлял себя иммигрантом, дорогой Голдман. Я просто-напросто приплыл сюда, как путешественник, хотел поначалу присмотреться, что здесь и как, а уж потом решать, обосноваться ли тут или поискать счастья где-нибудь в другом месте. Здешние законы такое нисколечко не запрещают, насколько я выяснил.
Судя по их лицам, они преспокойно проглотили такое объяснение.
— Ах, вот как… — кивнул Голдман. — Завидую вам, нынешней молодежи, как вам все просто… А я вот приехал сюда с узелочком и парой монет в кармане. Тогда еще не было учреждения на Эллис-Айленд, был приют на острове Вард. Там работала на филантропических началах сама Эмма Лазарус… судя по вашему лицу, вы о ней и не слыхивали? Ах, эта молодежь! Эмма Лазарус, надобно вам знать, как раз и придумала те слова, что сейчас отчеканены у подножия статуи Свободы: «Дайте мне ваших обездоленных…» Даже чуточку грустно, Мейер, до чего молодежь не помнит славного прошлого…
— Молодежь, — кратко поддержал Мейер.
Как Бестужев уже определил, Мейер был молчуном.
— Значит, прибыли как путешественник… — продолжал Голдман. — Надеюсь, не в первом классе? А то вы, молодежь, любите ненужный шик…
— Ну что вы, сказал Бестужев. — Во втором.
Голдман вздохнул:
— Все равно пустой шик… Мы в свое время за радость считали и третий… Вот и Мейер плыл в третьем, со всякими ужасными итальянцами и вообще непонятно кем, и я… Я делаю вывод, что безденежье вас пока что не мучает?
— Пожалуй, — сказал Бестужев. — У меня есть кое-какие накопления… состоянием их, разумеется, не назвать, но продержаться на первых порах помогут.
— Ненадолго помогут, если будете шиковать, — наставительно сказал Голдман. — Ну вот с какого перепугу вы так вырядились? Посмотреть со стороны — вылитый спортсмен-бездельник, увлеченный спортом… Вы что, занимаетесь спортом?
— Да нет…
— Зачем же выбросили кучу денег на такой наряд? Куртка у вас определенно от Мюнцеля, а это самый дорогой магазин в Гарлеме. То же самое, столь же добротное, но гораздо дешевле можно было купить у Ратцеля, это не так уж далеко отсюда.
— Или у Либерштейна, — вставил скупой на слова Мейер.
Голдман кивнул:
— Или у Либерштейна. Хотя, вообще не следовало… Нужно было обойтись добротным, но недорогим костюмом…
Бестужев сокрушенно сказал:
— Мне-то казалось, что так будет очень по-американски… Так посоветовали…
— Не всяких советчиков нужно слушать, — отрезал Голдман. — Вас, я так понимаю, заворожил здешний размах?
36 
