ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  61  

Вскоре это поддалось. Лезвие ломалось с противным треском, орудуя обломком, Бестужев подналег… Что-то упало из проделанного углубления, Бестужев подставил ладонь и поймал на лету небольшой предмет, тяжелый и бесформенный. Приблизил фонарь. То, что лежало на его ладони, более всего напоминало смятую свинцовую пулю без оболочки — с равным успехом она могла оказаться и ружейной, и револьверной, он мало разбирался в здешнем оружии и здешних калибрах. Впрочем… Ружейный выстрел он разобрал бы даже в этом гвалте — а послышавшийся ему хлопок крайне напоминал именно что револьверный выстрел.

Но ведь он стоял в стороне от дерущихся! Даже если бы кто-то из нападавших успел выстрелить, пуля полетела бы абсолютно в другую сторону…

Учитывая вид отметины, мысленно прикидывая траекторию полета пули… Бестужев с тягостным раздумьем посмотрел на окна гостиницы — иные озарены светом ламп, другие темнехоньки…

Глава пятая

СПЛОШНЫЕ НЕОЖИДАННОСТИ

— Ваше здоровье, Мишель! — воскликнул месье Леду и поднял стакан с красным вином. Его крайне немногословный механик только кивнул, повторив жест патрона.

— Ваше здоровье, господа, — сказал Бестужев. Они сидели рядом с аэропланом на пустых ящиках, а на четвертом ящике, на аккуратно разложенной газете, лежал аккуратно нарезанный сыр, ломти хлеба и несколько краснобоких яблок — незатейливая закуска была сервирована с исконно французским шармом, разложена так, что выглядела натюрмортом с полотна достаточно известного художника.

Они чокнулись и выпили — слава богу, французы, как Бестужев знал по пребыванию в их стране, отнюдь не склонны были цедить свой любимый напиток скупыми глоточками на американский манер.

— Жизнь понемногу налаживается, Антуан, не так ли? — вопросил месье Леду. — Даже бургундское удалось достать, и довольно недурное, если сделать поправку на то, что мы в Штатах…

Он нисколечко не походил на представителя одной из самых мужественных и романтичных профессий нынешнего времени. По представлениям Бестужева, основанным исключительно на отвлеченных теориях, авиатору непременно полагалось быть высоченным мужчиной с решительным, обветренным лицом, упрямым подбородком и стальным взглядом (желательно блондином). Месье Леду, мало того, что оказался лысеющим брюнетом, как две капли воды напоминал хозяина бакалейной лавочки в парижском пригороде — толстенький коротышка с неуклюжими движениями и простецкой, скучной физиономией, щекастой, неизбывно провинциальной, украшенной нелепыми усиками…

Что было еще печальнее, означенный месье сел за рычаги своего коробчатого аппарата не романтики ради, не из стремления прослыть бесстрашным покорителем воздушной стихии или кем-то в этом роде, а исключительно (что он и не скрывал) ради заработка.

И тем не менее… Пусть француз оказался неромантичен, словно расписание поездов и откровенно сребролюбив, к нему все же следовало относиться если не восхищенно, то с несомненным уважением. Потому что он, какой уж есть, летал. Он садился на хлипкое, вроде велосипедного, сиденьице своего громоздкого, хрупкого, чуточку нелепого аэроплана, что-то дергал, что-то крутил — и взмывал в небо на головокружительную высоту в сотню, а то и две, аршин, парил там, словно сказочный герой, а при неудаче (как это частенько приходится читать в газетах) грянулся бы оземь так, что никаких шансов на спасение и не оставалось. Не придумали еще надежного парашюта наподобие тех, с которыми прыгают с воздушных шаров отчаянные головушки — хотя репортеры то и дело с превеликим шумом объявляют, будто очередному изобретателю это удалось…

— Надеюсь, я не выглядел очень уж нелепо? — осторожно поинтересовался Бестужев.

— Да нет, зритель все равно не разбирается в таких тонкостях. — Ответил месье Леду, утирая усики. — Вид у вас был весьма даже романтичный… хотя, конечно, в воздух вам подниматься никто не даст, это непростая наука…

— Господи, я и не претендую… — усмехнулся Бестужев.

Весь вчерашний день и часть сегодняшнего они снимали очередной фильм, выросший из той самой, мимоходом брошенной Голдманом идеи, творчески развитой Солом и даже внесшим свою скромную лепту Бестужевым. На сей раз Бестужев оказался уже не ковбоем из захолустья и не североамериканским искателем приключений, искавшим клад в Мексике, а героическим авиатором, задумавшим побить мировой рекорд полета на дальность — не злата и славы ради, а исключительно для того, чтобы завоевать сердце некой очаровательной молодой леди (кто ее играл, вряд ли нуждается в уточнениях). Как легко догадаться, и в том, и в другом ему изо всех своих злодейских силенок пытался помешать отрицательный персонаж (опять-таки ясно, кто это), который на сей раз принял обличье конкурирующего авиатора — но неумелого, незадачливого, невезучего, неспособного выиграть в честной воздушной гонке, а потому пытавшегося с помощью подкупленных бандитов испортить аппарат героя, а то и вовсе отправить его на тот свет. Как и следовало ожидать в полном соответствии с законами жанра, злодей терпел сокрушительное поражение, причем — самым увлекательным для зрителя образом, сорвавшись с аэроплана на жуткой высоте, когда пытался задушить героя прямо за рычагами аппарата, в небе, прикинувшись сначала, что хочет мирно полетать пассажиром ради перенятия опыта.

  61