Понятно, что мсье Верен, известный банкир и маклер по торговле недвижимостью, дорожил своей репутацией и не хотел впутываться в это грязное дело – парижские писаки, падкие на скандалы, любую репутацию способны были разнести в пух и прах.
В Париж Шлиман так и не поехал – с турками как-то уладилось. Суд прошел в Афинах, а греки турок давно и откровенно недолюбливали, сказывалась старая вражда – так что греческие судьи постановили, что Шлиман должен выплатить туркам всего-то десять тысяч. Шлиман от щедрот своих отправил в Стамбул даже не десять, а пятьдесят тысяч. Тем история и кончилась, турки отчего-то удовольствовались вдесятеро меньшей суммой. Должно быть, не хотели связываться с прохвостом, к тому времени уже прославившимся на весь мир.
Вот только скептики и критиканы продолжали язвить и швыряться нешуточными обвинениями… Тем более что сам Шлиман давал огромные возможности для критики. В отчете о находке, написанном Шлиманом для одного из немецких издателей, он уверяет, что «клад Приама» найден в одной из комнат дворца. В книге о раскопках пишет, что клад обнаружен в тайнике городской стены… но к этой же книге приложена собственноручно вычерченная Шлиманом карта, на которой место находки показано не во дворце и не в стене, а… за пределами городской стены.
В двух отчетах Шлимана о находке – вопиющее несоответствие в том, что касается количества найденных предметов. Во второй Шлиман добавил ни много ни мало десять тысяч предметов, о которых в первом умолчал. И, наконец, уже в наше время выяснилось, что часть находок, позднее объявленных «сокровищами Приама», появляется на рисунках и фотографиях, сделанных Шлиманом до начала раскопок…
В общем, если Шлиман и не предъявил «цивилизованному миру» кучу блестяще выполненных подделок, то он как минимум копил три года находки, а потом свалил их в одну кучу и объявил кладом царя Приама…
Да и был ли вообще тот город, который раскопал Шлиман гомеровской Троей? Современник Шлимана, археолог Дерпфельд, писал после собственных раскопок в том месте: «Сожженный город, который Шлиман называет Троей, – это лишь убогая деревушка, построенная после разрушения Трои на ее руинах…»
Шлиман был вынужден признать свою ошибку. Правда, и его критик действовал в рамках «канонической» версии: он не сомневался, что Шлиман нашел Трою, он лишь считал, что Троя лежит в другом из девяти слоев…
У Шлимана, однако, нашелся не только критик, но и защитник, горячо отстаивавший подлинность «шлимановской» Трои, а также огромное значение для науки «клада Приама». Один маленький нюанс: этот защитник, пусть и с европейским именем, не был ни историком, ни археологом. Звали его Рудольф Вирхов – знаменитейший немецкий врач, физиолог, а также политик, депутат прусского и германского парламентов (ландтага и рейхстага). Большой был либерал и противник монархии, краснобай и говорун, кинувшийся на защиту «простого парня» Шлимана, столь отважно выступившего против «консерваторов» с учеными званиями… В общем, припуталась политика чистейшей воды.
Рудольф Вирхов
В Шлимане тем временем снова взыграл торгаш. Он принялся продавать клад Приама в точности так, как уличные разносчики торговали квасом и ношеными сапогами, ходили по дворам и орали благим матом:
– А вот кому товар самолучший, первосортный, сам бы носил, да деньги нужны!
Точно так же вел себя и Шлиман:
– А вот кому клад Приама! Товар надежный, сам копал, сам контрабандой вывозил! Не проходите мимо своего счастья!
Сначала он предложил все оптом Британскому музею за симпатичную сумму в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов (примерно пять миллионов долларов по нынешнему курсу). Британцы в лице своих ученых мужей облизывались, конечно, на этакие редкости, но бюджетом заправляли не они, а парламент. Парламент наотрез отказался выделять этакую уймищу денег – то ли одними соображениями экономии руководствуясь, то ли, что вероятнее, к этому примешивались и сомнения: давно уже говорили в полный голос, что клад не то «сборный», не то вообще поддельный… Тем более что скандалы периодически возникали вновь и вновь. Директор одного из немецких музеев Конце как раз, поразмыслив, объявил публично, что чересчур доверял Шлиману и, по его глубокому разумению, «Троя» – никакая не Троя, а «клад Приама», если и подлинный, то римского происхождения, то есть лет на тысячу моложе, чем Шлиману думается…