Лёгкий, ненавязчивый романчик 
82 
В течение трех последующих лет сэр Артур старательно вел раскопки, деликатно отодвинув в сторонку любителя Даусона. Даусон прекрасно понимал свое положение и ничуть не возмущался. К двенадцатому году Вудворд добыл еще восемь кусков того же самого черепа, а потом и нижнюю челюсть. Тщательнейшим образом, затаив дыхание, благоговея, ученые сэры собирали из кусочков единое целое.
Собрали. Ахнули. Хлебнули валерьянки. И кинулись созывать заседание Лондонского географического общества.
Там-то и бабахнула сенсация: найдена уникальная, никогда прежде не встречавшаяся разновидность гоминида (то бишь человекообразного создания), которая, никаких сомнений, и является настоящим недостающим звеном меж обезьянами и людьми.
Питекантроп Дюбуа – персона, конечно, интересная, но очень уж в нем много от обезьяны. А находка Вудворда – совсем другое дело: череп практически человеческий с высоким лбом мыслителя, обезьянья только челюсть. Причем, никаких сомнений, череп и челюсть некогда составляли одно целое: все кропотливо собранные фрагменты костей носят характерный темно-красный цвет, так называемый «налет времени», прекрасно известный антропологам и палеонтологам. Судя по глубине, на которой его нашли, черепу не менее миллиона лет…
Гремело, громыхало, шумело и плясало…
Скромный археолог-любитель Даусон был моментально избран членом престижнейшего Британского Королевского Общества, куда ему при другом раскладе и за миллион лет было не попасть. Вудвард оказался настолько благороден, что именно в его честь, а не в свою назвал открытое существо: «Эоантропус Даусони», то есть «Даусоновский человек зари».
Сам Даусон умер через четыре года, в девятьсот шестнадцатом, но Вудворд прожил гораздо дольше. Он был настолько убежден в величайшей ценности для науки эоантропа, что покинул Британский музей, вышел в отставку, построил возле Пилтдауна маленький домик и поселился там безвылазно. По свидетельствам навещавших его там земляков, ни о чем другом, кроме как о черепе эоантропа, сэр Вудворд говорить был не в состоянии.
Раскопки продолжались. Француз Тейяр де Шарден (еще один светоч науки) отыскал в Пилтдауне зуб, вскоре же признанный принадлежащим черепу эоантропа. А кто-то еще (мне, право, лень было выяснять, кто именно) доказал, что эоантроп вовсю пользовался орудиями труда, причем не какими-то там костями животных или грубо обработанными камнями – в Пилтдауне была найдена весьма изящная и совершенная дубинка, выточенная из цельной кости. В том, что миллион лет назад именно ею лупил по башке тогдашнюю дичь эоантроп, сомневаться не приходилось.
Англичане возликовали. Открытым текстом писались и говорились вещи, не совсем приятные для всего остального мира. Кричали взахлеб, что именно добрая старая Англия – прародительница человека разумного. В то время как в других частях света выкапывают откровенных полуобезьян, в Англии уже миллион лет назад обитали джентльмены, мало чем отличавшиеся по интеллекту от современного человека – да и по внешнему виду тоже. Разумеется, не обошлось без социал-дарвинистов: «Европейский человек уже в древности обогнал азиатских и африканских отсталых обезьянолюдей, откуда и пошло преимущество белой расы!» А значит, справедливо поется: «Правь, Британия, морями!» Гип-гип, ура, Британия! Родина человека разумного!
Эоантроп самим фактом своего существования попросту сокрушил многие научные системы, стройные, неплохо разработанные. Весь остальной мир завистливо поглядывал на торжествующих англичан – но крыть было нечем. Питекантроп, неандерталец и даже кроманьонец – все они были супротив эоантропа, что плотник супротив столяра…
Вольготное житье эоантропа длилось целых сорок лет.
А потом объявился профессор Кеннет Оклей из того самого Британского музея, тот самый, что открыл фторный анализ. Дело в том, что подземные воды, омывая погребенные в земле древние кости, постепенно вносят в них фтор. Чем больше фтора, тем древнее кость.
И в 1953 году Оклей без всякого почтения к именитым предшественникам решил подвергнуть фторному анализу череп эоантропа…
Вот тут бабахнуло вторично. Еще почище.
Оказалось, что черепу не более пятидесяти тысяч лет. Но в то время уже обитали на земле люди вполне современного типа, с вполне «человеческими» челюстями. Эоантроп, таким образом, представал каким-то уродом, если не сказать чего похуже…
Скандал разгорался. К работам Оклея подключились еще несколько групп ученых, уже со своими методиками. Не стану вдаваться в скучные детали, перейду сразу к выводам: было неопровержимо доказано, что череп – точно, человеческий, средневековый, поскольку ему не более шестисот лет. А вот нижняя челюсть – от современного шимпанзе. Ее зубы искусно обработаны напильником, чтобы не походили на обезьяньи.
82 
