Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
78 
У Сварога зародились подозрения, что Сезар, изрядно помотав нервы чиновникам вплоть до столичных, намерен дождаться, когда государственная машина раскачается, к замку нагонят парочку полков и сотню пушек, окрестности изроют траншеями, контрэскарпами и тихими сапами — и вот тут-то замок самым коварным образом сдастся. Судя по некоторым намекам отца Грука, так оно и обстояло. Возможно, дело было заверчено еще хитрее — если вспомнить, какой беспредел будет твориться на разбойничье-контрабандных стежках, пока все внимание и рвение пограничных властей будет приковано к мятежному замку…
Тусклый свет керосиновой лампы упал на высокую дверь, окованную продольными железными полосами, Сезар открыл глазок, припал ухом к слуховой трубке и надолго замер. Бони держал наготове пулемет, пока граф бесшумно откатывал вправо дверь по хорошо смазанным роликам. В лицо им пахнуло холодком ночного леса. Сезар выскользнул во тьму и вскоре вернулся, прошептал, азартно облизнув сухие губы:
— Все тихо. Удачи, господа! Хур Симаргл!
Сварог вывел коня под звездное небо. Дверь была устроена в крутом склоне широченного оврага. Высоко над головой виднелась причудливая кайма леса, деревья на краю оврага росли довольно редко, иные накренились, меж ними светили звезды, и тишина, Сварог чувствовал, была мирной. Один за другим из проема появлялись кони — копыта обмотаны тряпками, тщательно уложенные переметные сумы ничем не брякают, сапоги по мягкой земле ступают бесшумно, как во сне. Сварог сам себе показался призраком. И ощутил легкое возбуждение — предстоял последний рывок, Хелльстад, как ни странно, обернулся желанной целью, которой все жаждали достичь побыстрее, тамошние опасности были неизвестными, а оттого словно бы и не страшными…
Из подземелья выехал последний всадник — Мара — и присоединился к остальным серым, сливающимся фигурам. Делия зябко поежилась, и оказавшийся рядом Леверлин бросил в сторону Сварога требовательный взгляд. Дескать — чего мы ждем, поехали быстрей.
Сварог пожал руку Сезару и подумал, что хороших людей ему все же встречается в этом мире больше, чем скверных, но этого не выскажешь словами, в чем вся печаль. Вскочил в седло и приказал:
— Тронулись, держать строй…
Всадники двинулись вперед, как тени Зачарованной Кавалькады. Проходили полные напряжения минуты, но сверху не гремели выстрелы, не трубил тревогу рожок, никто не заступал дорогу, и Сварог самую чуточку расслабился. Все находящееся под землей, насколько он знал, в большинстве случаев скрыто от любых магических усилий. Таинственное чутье Арталетты, гнавшее ее по следу лучше любой гончей, здесь окажется бессильно, и они успеют выиграть время. По крайней мере, Сварог надеялся, что так оно и обстоит. Сварог легонько коснулся конской шеи. Коней (Сезар щедро одарил каждого и заводным) следовало беречь пуще самих себя. Это последние. Других неоткуда будет взять — разве что в Хелльстаде отыщутся лошадиные барышники, готовые принять в уплату деньги большого мира…
Вот и конец оврага. И никакой засады. Проскочили. Как и объяснял отец Грук, слева виднеется покосившийся каменный конь, ушедший в землю по колена, покрытый мелкими трещинами, почти сплошь заросший цепким плющом и увитый плетями синего вьюнка. Этот конь не имел никакого отношения к Хорсу — старинный межевой знак, магический символ, отгонявший нечисть, поставленный в неизвестные времена неизвестно кем. Лесовики болтали, что в полночь он восстает из земли и на нем объезжает чащобу Лесная Дева. Сначала Сварог им не поверил, но вспомнил, что ему собственными глазами довелось лицезреть Лазурную Деву, чье существование официальной городской наукой решительно отрицается, и сейчас на всякий случай бросил каменному коню под ноги серебряную монетку, как его научила паства отца Грука. Поехал дальше. За спиной еще чья-то монетка звякнула о камень.
Прошел добрый десяток минут. А может, и два. Он смотрел во все глаза. Так и есть — слева показалась старая просека, заросшая папоротником, высоченным, по грудь коням. Кони шли размеренной поступью, папоротник тихо шелестел, пару раз Сварога мазнула по лицу невесомо-липкая паутина, и он торопливо вытер щеки тыльной стороной ладони. Хотелось курить, но он крепился. Порой то слева, то справа раздавались непонятные ночные звуки, каких хватает в любой чащобе во все времена: резкий вскрик, то ли птичий, то ли лешачий, далекое уханье, взвизги, тихое фырканье, тихий треск веток, шорохи… Кони то и дело настораживали уши, косясь в полумрак, но особенно не беспокоились, а потому не тревожился и Сварог.
78 
