30 
Заяц, естественно, тоже не подумал бегать даром. Но в полуверсте от деревни Смолка резко остановилась, с подозрением разглядывая пустую тропку. Долго размышляла, насторожив уши и помахивая хвостом, затем решительно свернула к обочине, сделала небольшой крюк и вышла на дорогу двадцатью локтями дальше.
Мне стало интересно. Я спешилась, намотала повод на руку и пошла обратно. Смолка неохотно переставляла ноги, но в центре чем-то не угодившего ей пятачка разочарованно всхрапнула и успокоилась. Присев на корточки, я поворошила пыль и сразу наткнулась на сухонький травяной стебелек, вырванный с корнем и аккуратно уложенный макушкой к деревне.
– Пожалуй, Смолка, мы и впрямь недооценили зайчишку, – задумчиво сказала я поднимаясь. – Давай-ка вернемся в село и исправим это досадное упущение.
Смолка сообразительно подставила бок, я привычно не допрыгнула и, тихо ругаясь, повела кобылу к ближайшему пеньку.
Сразу за поворотом нам встретился деревенский пьянчуга, томимый жестоким похмельем. При виде меня он разочарованно скомкал пустой мешок и побрел обратно, не желая отвечать на провокационные вопросы: что из моего добра приглянулось ему больше всего и какую долю потребует себе заяц. Проехав мимо, я обнаружила, что вся деревня с жадным интересом ожидает исхода поединка “заяц—ведьма”, не думая возвращаться к повседневным хлопотам. Увидев меня целой и невредимой, селяне огорченно завздыхали, но тут же воспряли духом: я поинтересовалась, не продаст ли кто с полдюжины яиц.
Раздобыв искомый деликатес, я торжественно возложила его на пенек у опушки, несколько издевательски повинилась перед зайцем за маловерие и вернулась в деревню. Выждала часок для верности, заодно купила потрошеную курицу себе на ужин и вторично выехала за околицу.
Как только деревня скрылась за деревьями, из кустов показался давешний заяц – второго такого наглого и здоровенного свет не видал. Я благоговейно придержала лошадь. Длинноухий шантажист неспешно, словно оказывая мне одолжение, пересек дорогу, оглянулся и, кажется, с трудом удержался от глумливого жеста в нашу сторону
– Смолка... – Я мстительно выдержала паузу, потом резко тряхнула поводьями. – Ату его!!!
Заяц припал к земле, но быстро опомнился и рванул во всю прыть, высоко подбрасывая куцый зад. Вокруг расстилалось кочковатое редколесье, абсолютно непригодное для конной погони – если, конечно, ваша лошадь не выросла на болоте и не боится сломать ногу в барсучьей норе. Из-под копыт полетели клочья травы, в ушах засвистел ветер. Кобыла скакала размашисто и мягко, как кошка, без труда огибая деревья. Задачу она уяснила четко, мне оставалось только цепляться за ее шею и уворачиваться от веток.
Изрядно струхнувший заяц начал петлять, метаться из стороны в сторону, но Смолка вошла во вкус и с легкостью повторяла его выкрутасы. Зверек мелькал то слева, то справа, безуспешно пытаясь прорваться к заваленному буреломом оврагу. Наконец кобыле удалось наподдать ему копытом, заяц кубарем покатился по траве, да так и остался лежать, закрыв морду лапками. Смолка услужливо присела, я наклонилась и подняла зайца за теплые упругие уши. Он обреченно брыкнулся и затих, сопя подвижным треугольничком носа.
– О камень и на щи, – проникновенно сказала я. – Ведьмам дорогу перебегаем? Мороками балуемся? Травку-граюн посреди дороги раскладываем, а лошадям потом волки мерещатся? Или медведи?
Заяц содрогнулся, исхудал и сменил цвет на зеленоватый с проседью. Из-под заострившегося рыльца блеснули мелкие игольчатые зубки.
– Разберешь вас тут, что ни баба – то ведьма, – раскатистым басом прогудел леший. – Уши-то отпусти, не казенные!
Я разжала пальцы. “Заяц” покачнулся и сел, не удержавшись на ногах.
– Сиротинушке неимущему яиц пожалела, – буркнул он, ощупывая разом укоротившиеся уши. – И несвежие они у тебя, между прочим. Такие по два за одно считать надо бы!
– Сиротинушки не привередничают, – огрызнулась я.
Именем лешего ругались от Винессы до Волмении. Сей фольклорный элемент якобы знал все на свете и регулярно принимал отправленных к нему гостей; навещать лешего добровольно никто не желал, поэтому посланные обычно обижались и предлагали сходить вместо них. На деле лешие любили поизмываться над заплутавшим человеком, кругами водя по чащобе, но также не гнушались выпить с ним медовухи, подъехать на телеге, а то и соблазнить девку, прикинувшись добрым молодцем (о чем иные молодки нисколько не сожалели, бегая в лес по пять раз на дню). На эти мелкие хулиганства маги смотрели сквозь пальцы, тем более лешие худо-бедно сдерживали прочую нежить и приглядывали за лесом.
30 
