Особенно,... 
61 
– Что вы от меня хотите? – настороженно спросил д’Артаньян, усматривая за мнимым радушием очередную ловушку. Комиссар заговорил еще доверительнее:
– Если что и может вас спасти, так это ваша юность и неискушенность… а также – откровенность. Человеку с моим опытом совершенно ясно, что вам самому ни за что не пришло бы в голову вызывать на дуэль королевских мушкетеров. Вас подучили, это несомненно. Некто, опытный и коварный, воспользовался вашей горячностью и простодушием, чтобы с вашей помощью, вашими руками свести счеты с верными гвардейцами короля. Потому что наш некто близок к людям, которые в гордыне своей пытаются занять неподобающее им место возле короля… К людям, которые слишком много на себя берут и потому вызывают всеобщую неприязнь… Лукавые временщики…
– Уж не на министра-кардинала ли вы намекаете, сударь? – спросил д’Артаньян решительно.
На морщинистом лице комиссара мелькнуло нечто похожее на страх.
– Тс! – шепнул он, оглянувшись на дверь. – Не будьте так прямолинейны, юноша… Скажем так: вы правильно усмотрели тенденцию и направление мой мысли… Некоторую тенденцию и некоторое направление. Вот что, вы мне кажетесь вполне разумным человеком… К чему вилять? Если мы с вами договоримся и вы дадите полные, искренние показания об иных приближенных иных временщиков, участь ваша моментально облегчится…
Д’Артаньян, уже видевший, куда клонится дело, стал задумываться, не пришло ли время использовать в качестве единственного оружия ту самую мерзкую лохань. Он явственно ощущал, как его затягивает в исполинские шестерни какого-то равнодушного и оттого еще более ужасного механизма…
Дверь неожиданно распахнулась, ввалился озабоченный стражник, без алебарды, и, с ходу склонившись к уху принципала, что-то горячо зашептал.
– Черт побери, Майяр, не брызгайте слюнями мне в ухо! – раздраженно отстранился комиссар. – Говорите спокойнее… И где он?
– Да вон, уже… – и стражник ткнул большим пальцем через плечо.
В следующий миг порог камеры решительно переступил Луи де Кавуа, капитан мушкетеров кардинала. Опираясь на украшенную лентами трость с золотым набалдашником, он остановился в дверях, словно в раме картины, и, держа на отлете свиток пергамента, принялся разглядывать всех присутствующих с видом небрежным и высокомерным.
– Кто здесь будет комиссар Бертион? – осведомился он, глядя поверх голов с аристократическим прищуром.
Это было произнесено так, что комиссар невольно встал из-за корявого стола:
– Сударь…
– Вот здесь у меня королевский приказ, – сказал де Кавуа, одним движением развернув свиток. – Его величество повелевает немедленно освободить господина д’Артаньяна, кадета рейтаров Королевского Дома. Не угодно ли ознакомиться? – и он, встряхнув норовивший вновь скататься в трубку пергаментный лист, сунул его под самые глаза комиссара. – Поскольку этот юноша, как мне доподлинно известно, и есть господин д’Артаньян, извольте озаботиться, чтобы его немедленно освободили и вернули шпагу…
– Три шпаги, – громко поправил приободрившийся д’Артаньян. И с трудом подавил детское желание показать на всю длину язык своему мучителю, ощущая себя в совершеннейшей безопасности.
– Но…
– Вы имеете дерзость сомневаться? – в голосе де Кавуа за мнимым благодушием звенел металл. – Позвольте уточнить, в чем – в подлинности королевской подписи или моей личности?
– О нет, что вы, ни в том, ни в другом, ваша личность мне прекрасно известна…
– Тогда? – произнес де Кавуа, неподражаемо изогнув левую бровь.
Побагровев, комиссар тоненьким бабьим голоском вскричал:
– Что вы стоите, болваны? Немедленно принесите шпагу этого дворянина…
– Три шпаги, – копируя интонации де Кавуа, насколько удалось, поправил д’Артаньян.
– Три шпаги! – завопил комиссар в совершеннейшем смятении чувств. – Живо, бездельники, живо!
Стражники, сталкиваясь алебардами, кинулись в дверь, за ними, подчиняясь общему настроению, метнулся писец.
– Примите мои извинения, господин капитан… Недоразумение… Недобросовестные свидетели… – бормотал комиссар, из багрового становясь бледным. – Молодой человек, простите, бога ради, я вас убедительно прошу, забудьте все, что вам здесь сдуру наговорили… Вы ведь не в претензии?
Д’Артаньян, высокомерно задрав подбородок, принял из рук вспотевшего от страха писаря все три шпаги и торопливо направился следом за де Кавуа, опасаясь, что его избавитель улетучится, как сон, оставив юношу наедине с тюремщиками.
61 
