Особенно,... 
53 
Браст отхлебнул из фляжки протухлой, теплой воды. Он сидел скрючившись в кресле управления раскладкой моста, слушая голос полковника в пол уха. На коленях он держал альбом схем, открытый на странице девятнадцать. Надпись на нем гласила: «Секретность третей категории. Функциональная схема системы смазки. Узел А-5». Край листа пестрел отпечатками пальцев многих поколений секретчиков, долгие циклы проверявших его наличие. Отпечатков брашей не было. С другой стороны листа явно проглядывалось изображение женского полового органа, кто-то, в процессе неусыпной учебы, увековечил свои вожделения. Сама схема, на этом фоне выглядела тускло. Зрачки Браста были направлены на альбом, но сетчатка не воспринимала никакого внешнего изображения, вот уже несколько минут, как зрение его равнялось минус пяти диоптриям, он на некоторое время стал крайне близорук. Это являлось следствием его улетевших вдаль мыслей. Приевшийся голос Варкиройта ввел его в подобие транса. Браст видел свою Маарми, они находились в парке развлечений Пепермиды и катались в карете запряженной этими большими насекомыми из Дрексии. Пальцы расслабились и альбом начал съезжать с коленей, рука инстинктивно сжалась, зрение вернулось в норму, а Браст с небес.
– Как у нашего шефа язык не отваливается? – спросил Пексман. – Ведь весь день болтает и хоть бы что, а?
Вопрос ответа не требовал, но Браст, на правах старшего по должности, решил прервать диалог с ходу:
– Ты бы лучше за дорогой следил.
Он хотел добавить, чтобы ему не мешали заниматься служебными обязанностями, но сдержался.
32. Осколки судеб
Своим горбом
Адмирал-инженер Дук Сутомо представлял из себя аномалию, точнее аномалию представляла его военная биография, а еще точнее – карьера: он сделал ее сам, без всякой волосатой лапы вверху. И если в тяжелую военную годину, это бывает относительно часто, хотя, общая тенденция мало меняется и в такое время, то уж для мирного периода подготовки к будущим бойням – сие уникально вдвойне. Сам он никогда не говорил об этом: смазывая служебную лестницу по мере продвижения только собственным потом, он остался чистым идеалистом – он, как и в юности, считал, что все и всегда зависит от личных усилий.
Он успел окончить филиал инженерно-морского военного корпуса Горманту в Гаххаре, городе удаленном от моря на две тысячи километров, как раз двенадцать циклов назад, через шестьдесят суток после сброса в море большого десанта брашей – Великой Огненной Победы. Поэтому, хотя образование им дали наспех, желая быстрее командировать в кровавое месиво, с прессованием учебной программы на цикл, – да еще хорошо, что дали, ведь раздавались голоса: «Зачем готовить инженеров по ремонту, когда корабли топят быстрее, чем используется ресурс надежности». Но кто-то настоял, так что они доучились. До моря от филиала было далековато, корабли они видели только в моделях, оттого, в последнем перед ними выпуске, многие из сдавших экзамены (а сдали все, кто бы позволил состояться такой лазейке) – морских офицеров – впервые увидели океан перед своим первым боевым походом. Для кое-кого он оказался последним, ведь Империя желала не только добить уходящий вражеский десант, но еще и нанести урон чужому побережью. Эйфория победы, ничего не скажешь.
Посему, когда он попал на боевое судно, новый, недавно сошедший со стапелей тяжелый крейсер «Морской черт», успевший солидно потрепаться в боях, но еще более от неправильной эксплуатации оборудования (война все спишет!), там, уже было достаточно объектов для внепланового ремонта. А с запчастями в порту, ясное дело: чего-то, что никогда не ломается – завались, каких-нибудь дорогущих клистронов с гарантией десять тысяч часов, а чего надо, микро-насоса для антифриза или теристоров с переключаемым входом, не найти днем с огнем. Снабженцы с ног сбивались и желудки гробили, распивая технический спирт с кем попало, для нахождения искомого – все мимо. А корабль должен плавать и оружие стрелять. После войны, официально не законченной, крутые меры управления по инерции были в почете: можно было схлопотать разжалование в рядовые или чего похуже в два счета. Пришлось лейтенанту Дуку закатать рукава повыше и крутить гаечки вместе с матросами, а лучше самому, дабы быть уверенным, что все сделано на совесть. И по сто раз приходилось перебирать этот самый микро-насос и иже с ним, а ручки наши, человеческие, как известно, на прямую с мозгами повязаны, скованы одной цепью, и после, допустим, пятидесятой разборки, вся операция на редкость хорошо запоминалась. А еще вечерком, в каюте, при настольной лампе – только не лежать, дабы не заснуть от переутомления – книжечки умные и схемы с карандашиком взглядом прощупывать: это похлестче войны будет. Только, для одних, такое возможно лишь в молодые юные лейтенантские годы, а дальше – умелое перекладывание обязанностей на подчиненных, а у Дука Сутомо – стало это привычкой на всю жизнь.
53 
