Последние отзывы

  82  

— Ну что же вы так, Алексей Кириллович, неуважительно к окружающим относитесь? Вы же инженер, неужели не могли прикинуть, под каким давлением из ваших кишок дерьмо брызнет при переезде вас локомотивом? Там ведь дамы, их запачкало бы… Да и детишки на раскиданных по перрону мозгах могли поскользнуться. Нехорошо.

— Да что вы себе позволяете, кто вам…

— А чего вы мне тут разорались? Слюной на людей плюетесь… (я достал платок и сделал вид, что вытираю руку). Лучше послушайте, что я скажу. И зачем вам сдался этот вонючий паровоз? Хотите под мотоцикл броситься? Я вам предоставлю, даже два. Сначала под один, потом под другой, потом снова под первый… Или под самолет. На аэродром я вас не пущу, там и любой дурак сможет, а вы попробуйте за его пределами! Или подождите годик-другой, пока у нас подводная лодка появится.

— Господин, как вас там…

— Инженер Найденов, к вашим услугам.

— Господин инженер, я рассматриваю сказанное вами как оскорбление!

— И на здоровье, мне оно без разницы. Или на дуэль хотите вызвать?

Алчевский молчал.

— Значит, так. Великий Князь Георгий Александрович поручил мне передать вам приглашение приехать к нему в Георгиевск на переговоры о кредите, в котором вам отказало министерство финансов. Не советую затягивать. И, пожалуй, на этом текущий визит сочтем законченным, ваш расхристанный вид нравится мне ничуть не больше, чем я — вам. Денег на дорогу дать?

На этой операции был задействован практически весь шестой отдел — за многочисленными родственниками и знакомыми Алчевского велось плотное наблюдение. Никто из них и не собирался помирать. Это давало нам с Гошей некоторые основания с оптимизмом смотреть в будущее.

Число Михаилов в Георгиевске, дойдя до максимума в начале апреля, теперь стало снова уменьшаться. Уехало младшее высочество, строить под Царицыным летную школу. Среди свежеиспеченных пилотов, сопровождавших его, оказалось две девушки, с блеском прошедшие курс обучения на "Святогорах" и отправленных, как и другие, осваивать новую технику. Туда же отбыл и ставший лейтенантом Михаил Полозов, чтобы стать там главным летчиком-испытателем и заодно шеф-пилотом школы. Налетов уехал в Николаев, на недавно сменивший хозяев завод "Наваль". Остался только Половцев — его рабочее место как минимум на ближайший год было здесь. Пока в области конструирования ракет мое частое вмешательство не требовалось, и слава богу — как всегда, опять появилось сверхсрочное дело. И сверхважное, между прочим, потому как в критические времена трудно найти что-нибудь важнее идеологии. Наши пилоты в основном были очень молоды, казаки Богаевского тоже в массе своей преклонным возрастом не отличались. Следовало всерьез заняться надежным вложением в их головы определенных правил — пока они не закостенели с тем, что там уже было до того. Некоторое время я колебался — по идее, надо было создавать какую-то еще одну службу, нечто вроде идеологического отдела при секретариате Его Императорского высочества. Однако я сильно подозревал, что по факту новая служба все равно окажется не при высочестве, а при мне, и решил пока нагрузить уже имеющееся информбюро, а потом посмотреть, отпочковывать от него новое подразделение или оставить все как есть.

— Так что вот, Константин Аркадьевич, — сказал я пришедшему по моему вызову директору информбюро, — со всеми предыдущими заданиями вы справились, на мой взгляд, очень неплохо. Настало время заняться самым важным — патриотическим воспитанием молодежи, пока только нашей. Вы видели, каков возраст наших летчиков. Казаки тоже не мафусаилы. Я не буду вам говорить, какой золотой или платиновый дождь прольется на вас в случае успеха. Я только скажу, что предыдущие дела, в принципе, можно было и провалить. Это — нельзя ни в коем случае. Нужна идеология. Какой-то не очень сложный свод правил, как жить в мирное время и, главное, как жить и умирать на войне. И нужны люди, которые смогут постоянной самоотверженной работой донести эту идеологию до сердец наших мальчиков и все время укреплять ее там.

Константин быстро записал что-то в своей тетради и поднял глаза на меня.

— Значит, — продолжил я, — этот свод правил должен исходить из несложного постулата — человек, избравший своей судьбой военную службу, живет в долг. Он получает огромное по меркам гражданского лица содержание… по крайней мере так должно быть, и у нас это именно так и есть! Так вот, он его получает не за свою замечательную работу или красивые глаза. Это аванс за то, что в случае войны Россия даст ему приказ — победить или умереть. Да, могут быть безвыходные ситуации… но все равно человек, не выполнивший этот приказ, становится… вот тут я пока не очень представляю себе, кем. Чем-то вроде условно прощенного, которому еще надо доказать свое право вновь стать в один ряд со своими бывшими товарищами. Не выполнивший же его по своей нераспорядительности, неумению, глупости, из-за лени иди предрассудков, я уж не говорю про трусость — это не солдат и не человек вообще, это вошь, гнида или еще не знаю какое мерзкое насекомое. Такое можно смыть только особо выдающимся подвигом, да и то посмертно. Далее самое сложное. Надо как-то чуть разделить приказ Отечества и приказ командира — потому что последний может быть и неумным, и в исключительных случаях даже преступным. Например, приказ командира может быть нарушен только в одном случае — если его выполнение входит в противоречие с приказом высшего порядка. Каковой может быть отдан только двумя людьми — Его Императорским Величеством и Его Императорским Высочеством.

  82