очень нудно 
30 
По всему выходило, что княжне придется на время переехать из деревни в город, чтобы самолично руководить отделкой дома, проверять счета и спорить с вороватыми приказчиками из мануфактурных лабазов. Перспектива эта не вызывала у нее энтузиазма; впрочем, хозяйство в ее загородных имениях давно было отлажено, как швейцарские часы, и не требовало ее постоянного присутствия. Этого нельзя было сказать о ее смоленском доме, который пока что представлял собою пустую коробку, красивую снаружи и совершенно безликую внутри. «Так тому и быть, — решила Мария Андреевна. — Уж коли я затеяла эту стройку, так надобно закончить ее как подобает, чтобы не стыдно было гостей принять».
Красный шар закатного солнца медленно садился у нее за спиной, и, когда дорога сворачивала, огибая очередной пригорок, косые лучи ударяли то в правое, то в левое окошко кареты, золотя осевшую на стеклах дорожную пыль. На вершине одного из пригорков княжна зачем-то обернулась и через запыленное заднее окошко увидела какой-то экипаж, ехавший далеко позади в одном с нею направлении. Отсюда он казался черной букашкой, ползущей по медной холмистой равнине. Марии Андреевне даже не удалось разобрать, что это такое — помещичья коляска или крестьянская подвода. Она тут же забыла о незнакомом экипаже, снова погрузившись в расчеты и планы. Ей подумалось, что нужно сыскать хорошего живописца и попросить его сделать увеличенную копию с портрета князя Александра Николаевича. Мария Андреевна придумала повесить большую, во весь рост, копию портрета в прихожей городского дома как раз напротив парадного входа, где обыкновенно вешают зеркало, с тем, чтобы всякий, кто войдет в дом, сразу же понимал, куда он пришел и какие здесь заведены порядки.
«Да, — решила она, — это я здорово придумала. Только где же его взять, хорошего живописца? Они все нынче в Петербург подались, с генералов парадные портреты писать. Ну, да ничего. Бог даст, что-нибудь подвернется. Главное — не спешить, набраться терпения, и тогда все сбудется».
Дорога между тем нырнула в лес, и горевший на пыльных стеклах отблеск закатного солнца погас, словно дневное светило кто-то задул. Верхушки сосен все еще бронзовели в лучах заката, но внизу, на дороге, царил коричневый полумрак. Мария Андреевна слышала, как покрикивает, торопя коней, и щелкает кнутом кучер, спешащий засветло попасть домой. Княжна отчасти разделяла его нетерпение: долгий, полный забот и городской суеты день изрядно ее утомил, и лишь теперь она вспомнила, что за всеми своими хлопотами как-то забыла пообедать.
Вечером пыли стало меньше, или это только казалось из-за того, что едкие клубы не были освещены солнцем и оттого сделались невидимыми. Зато на смену пыли пришла мошкара, которая так и норовила с назойливым звоном залететь в открытое окно кареты. Ей, мошкаре, было все равно, кого кусать — лошадей, кучера или высокородную княжну, так что Марии Андреевне пришлось снова поднять стекло.
Между тем возле моста, под которым утром прятались «их благородие» Николай Иванович и бородатый Ерема, княжну поджидала засада. Ерема, как ему и было велено, привел с собой троих мужиков. Вместе с ним и атаманом получилось пятеро — вполне достаточное количество, чтобы справиться с едущей без охраны хрупкой девицею. Бывший дворянин и гусарский поручик, а ныне беглый каторжник Николай Иванович Хрунов, однако, полагал, что и пятерых здоровых мужчин мало для выполнения поставленной задачи: ему уже доводилось сталкиваться с княжной Вязмитиновой, и он относился к молодой хозяйке Вязмитинова с некоторой опаской — она умела преподносить сюрпризы.
Все пятеро сидели на траве в окружении густого кустарника, били комаров и негромко переговаривались, поджидая добычу. Разбойники были спокойны, во всем полагаясь на своего атамана; последний, напротив, проявлял признаки волнения, не зная наверняка, поедет ли княжна сегодня из города обратно в имение и если поедет, то когда именно. Ожидание тяготило его; то и дело Хрунов вскакивал с земли и принимался мерить шагами крохотную поляну, бросая раздраженные взгляды на своих подручных, которые с тупым безразличием сносили затянувшееся бездействие. Время от времени атаман разбойничьей ватаги закуривал сигарку, чтобы отогнать надоедливых комаров, но тут же ее тушил, опасаясь, что дым выдаст их присутствие. По этой же причине он запретил своим людям разводить костер; собственно, по причине летнего тепла нужды в огне не чувствовалось, но к вечеру трава начала потеть росой, и сидеть на ней стало неприятно.
30 
