Встречались то у нее, то у меня. А в основном в фотостудии. Сделанные мною снимки вызывали восхищение! Говорили, что у меня талант. Но у меня был талант, пока была она. Только я, дурак, этого тогда не понимал.
После того как мы расстались, все пошло на спад. Но я этого не замечал. Я все еще думал, что иду в гору, хотя давно уже топтался на месте, а потом сполз потихоньку вниз. Молодые осваивали цифру, а я все упрямился, ворчал. Пока не отстал от жизни окончательно. Не думай, что я этого не понимаю…
Но тогда я даже получил лестный отзыв одного маститого фотографа и закрепился в издательстве. А портрет Эвелины поместили на обложку популярного журнала. Ее узнала вся страна! Этот журнал до сих пор у меня хранится, да и у нее наверняка. Ведь это был ее единственный успех как модели. Зато какой!
И тут у меня началась звездная болезнь. Я уже видел себя великим фотографом, лауреатом всемирных выставок, на съемку к которому знаменитости занимают очередь… С Эвелиной я стал обращаться пренебрежительно, говорил: помни, девочка, кому ты всем обязана. Она же подурнела, вдруг стала болеть. Я потерял к ней интерес, тем более что ко мне уже ломились другие девушки, не менее красивые. Теперь-то я понимаю, в чем дело! Она была беременна, но ничего мне не сказала. Изредка мы встречались, и мне казалось, Эвелина чахнет. Я даже предложил ей лечь в больницу, раз у нее такое слабое здоровье.
В конце концов, она сказала, что выходит замуж за начальника участка. Раньше, он, мол, не замечал ее, в спецовке да каске. А как увидел фотографию на обложке журнала, так и влюбился. Да что он! Вся страна! Журнал-то продавался, как в одной известной песне поется, от Москвы до самых до окраин. Долго потом в редакцию приходили письма. «Кто та девушка на обложке?», «Дайте адрес, влюбился, SOS!». А я, признаюсь, эти письма рвал. Из ревности, что ли? Не знаю. Но богатого мужа она таки нашла. Благодаря мне.
В общем, она сказала, что выходит замуж, и мы потеряли друг друга из виду. Женщин у меня потом было много, но не сложилось. Я ни разу больше не влюблялся, серьезных отношений ни с кем не заводил. Я все постигал секреты мастерства, ночи напролет просиживал в лаборатории. Ни разу так и не женился. И детей не было. Да я об этом и не думал. Когда наваливалась тоска — пил. Работал и пил, пил и работал. За пьянку выгоняли, вновь принимали… Я жил по углам, на съемных квартирах. Да ты знаешь, я тебе рассказывал. Никчемный человек Павел Сгорбыш.
Иное дело — твоя мать. Святая женщина! Запомни это. И не смей ее осуждать.
Когда я позвонил ей, она ничего не стала отрицать. То есть это она мне позвонила. Совсем запутался… Помнишь, ты дал ей номер моего мобильного телефона? Я же услышал имя и обо всем догадался. Нетрудно сложить два и два. Эвелина само по себе имя редкое. А уж Эвелина Вячеславовна… Она тоже догадалась, что за Павел Сгорбыш работает вместе с ее сыном. И тут же мне позвонила. Она боялась, что… В общем, боялась. Ты не сказал, что женщина, которая мне будет звонить, твоя мать. Сказала она. Сама начала этот разговор, и тут уж я все понял. Она не умеет врать. Я же говорю: святая женщина!
Мы ведь с тобой могли так и не встретиться. Я не знал, что у меня есть сын, а она забыла о моем существовании. Столько лет прошло! До сих пор слышу ее взволнованный голос:
— Не понимаю, Павел, как это случилось? Почему? Почему вы все-таки встретились? Злой рок какой-то! И Леня к тебе прикипел. Только и слышу: Сгорбыш да Сгорбыш. Андрей просто с ума сходит от ревности! А меня это мучает. Я чувствую: что-то случится. И все время боюсь.
Ее муж все знал. Но тридцать лет я не появлялся, и он привык считать тебя своим сыном. Никому и в голову не приходило, что он тебе не отец. Ну, не похож ты на него, значит, похож на мать! Тебя воспитали как Петровского. Все считают, что у тебя отцовская хватка…
Это я замутил воду. Заладил:
— Нам надо встретиться, нам надо встретиться…
— Чего ты хочешь? — спросила Эвелина.
Чего я хотел? Да я и сам толком не знал. То ли рассказать тебе обо всем, то ли не рассказывать? Мы несколько месяцев работали бок о бок, и вдруг… Я тобой гордился! Помнишь, твой портфолио? Моя настольная книга, я пролистал ее раз сто. И это мой сын! И похож ведь! Всю последнюю неделю я ношу в кармане твою фотографию, три на четыре. Все не могу с ней расстаться.
Я так хотел услышать подробности о твоем детстве, юности, о том, любишь ли ты отчима? Какие у вас отношения? Я ведь всю жизнь был один, как перст. И меня это не волновало, пока на горизонте не замаячила старость. До пенсии пять лет. Пролетят — и не заметишь. Вот тут и вспоминаешь о стакане воды, который некому будет подать. В общем, меня охватили противоречивые чувства. Я, как заведенный, повторял только одно: