Глава 8

Дни потянулись бесконечной вереницей — одинаковые, как две капли воды. На допросы водить перестали, я не знал радоваться этому или огорчаться. Торчать в застенках десятки лет подобно графу Монте-Кристо не улыбалось. Впрочем, узников в Петропавловской крепости долго не держали, казематы служили чем-то вроде следственного изолятора. После вынесения приговоров, заключенные покидали стены Петропавловки, и, хорошо, если отправлялись в ссылку. Тайная канцелярия штамповала один смертный приговор за другим. Хватало таких заключенных, что не доживали до завершения следствия — они не выдерживали пыток и умирали, к тому же, если узник не имел денег на посещение врача, то вполне мог загнуться от заражения крови, ибо основными медикаментами были водка, шкура свежеубитой овцы (ее клали на спину после пытки кнутом или огнем), и капустные листы, служившие для вытягивания гноя.

Нас с Карлом по-прежнему держали в одной камере, под охраной трех солдат. Все они были рядового чина, но поскольку самым старшим по возрасту и опыту являлся Петров, его признавали за главного. Остальные попали на службу недавно: полгода назад новгородских парней оторвали от крестьянской сохи и забрили в рекруты. Караульные старались меняться так, чтобы двое постоянно находились при нас, третий уходил в дом, где жил на постое, или отправлялся на рынок за продуктами.

В какой-то степени нам повезло. Солдаты не только охраняли, они еще и готовили еду на печке, стоявшей в камере, играли с нами в карты, травили байки, вели себя весьма дружелюбно. Карл от безделия стал учить русский язык и весьма в том преуспел. К концу второй недели он вполне сносно общался, разве что не мог избавиться от сильного акцента, и порой путал слова. Такие успехи в лингвистике объяснялись хорошей подготовкой, многие (не только благородного сословия) владели тремя-четырьмя языками. Можно сказать, это было нормой. Солдаты, слушая, как он коверкает слова, валялись от хохота, но Карл ежедневно практиковался и улучшал речь не по дням, а по часам. Случались дни, когда мы вдвоем вели на русском продолжительные беседы.

Общаться с другими узникам запрещалось, однако, поскольку Фалалеев назначил обыкновенный режим ожидания, разрешались визиты родственников, передачи с воли продуктами или деньгами. Более того, состоятельные заключенные позволяли себе заказывать обеды в расположенной неподалеку австерии^[7].

Увы, последние наши деньги пропали сразу же после ареста, бесполезно даже заикаться о том, чтобы их вернули. Карл, впрочем, сильно не огорчался. С его слов следовало, что мы порядком издержались во время долгой дороги к Санкт-Петербургу, так что в кошельках находилось несколько жалких медяков.

Главной проблемой стала кормежка. На содержание арестованных казна отпускала две, в лучшем случае, три копейки в сутки. На эти деньги надо было покупать продукты, дрова, свечи, а цены в Питере, где почти все привозное, не отличались умеренностью. На одну копейку на рынке можно купить фунт плохонького мяса, попросту говоря костей. К тому же, выплата средств производилась с изрядной задержкой, так что скоро замаячила перспектива голода.

— Вот что, хозяева, — сказал однажды Петров, — если хотите жрать, придется кому-то из вас отправиться за город христарадничать.

  23