14 
– Кто это внизу ходит? – спросил один прапорщик у другого. Они уже стояли под березами и курили, предоставив работать солдатам.
Прапорщик близоруко прищурился, пытаясь рассмотреть мужчину в черной одежде, который пробирался среди могил, явно направляясь к холму.
– Хрен его знает!
Мужчина выглядел странно. Он был во всем черном, слишком длинный расстегнутый плащ поверх костюма, темная рубашка с белым воротничком-стойкой. В руке он держал кожаную папку.
Он приостановился там, где кончались захоронения, подошел к одной из могил и положил ладонь на ограду. Ветер развевал длинные, волнистые, темные волосы, шевелил густую бороду.
– На попа похож, – проговорил прапорщик.
– Откуда тут попу взяться? Ни одной церкви в городе не осталось, все коммунисты разрушили.
Прапорщикам делать было нечего, не копать же землю самим, когда в их распоряжении есть солдаты? Они лишь сделали первый широкий жест – срезали дерн – и теперь стояли у березки, подняв воротники бушлатов, и рассматривали странного мужчину.
Тот не спешил подходить, стоял, смотрел по сторонам, словно кого-то ждал. Но кого можно ждать на весеннем кладбище, на холодном ветру? Зелень еще не распустилась, никто не спешил подновлять оградки, памятники, все выглядело серо и убого. Было еще достаточно холодно, и ельские алкаши не забирались так далеко от города.
– Поп все-таки, – наконец прервал молчание краснолицый прапорщик и пригладил пышные пшеничные усы.
Второй, худой как щепка, не спешил соглашаться:
– Креста на нем нет, а попы с крестами ходят.
– Крест у него, наверное, под одеждой.
Прапорщик выпустил тонкую струйку дыма, которую тут же разметал ветер. Береза упрямо вибрировала под его порывами. Солдаты уже углубились в землю почти по пояс.
Прапорщики на время потеряли интерес к пришельцу и обратились лицами к солдатам, зная, что подчиненных, пусть и выполняющих святой долг, нельзя оставлять без присмотра. Песок, который выбрасывался из крайней могилы, прапорщику не понравился. В нем попадались обломки сгнившей древесины, черная земля. Солдаты рыли по очереди, вдвоем в яме было уже не вместиться, того и гляди, заденешь соседа лезвием лопаты.
В яме что-то глухо зазвенело, и солдат выругался. Краснолицый прапорщик встал на самом краю могилы, из-под подошв его сапог тонкими струйками стекал почти сухой песок.
– Что там у тебя, Гаврилов?
Солдат и сам не знал, во что уперлось лезвие лопаты.
– Кастрюля или ведро, мать ее… – сказал он, налегая ногой на штык лопаты.
– Какая, на хрен, кастрюля? Тут, на холме, отродясь никто не жил.
Прапорщик был из местных и знал, что дома здесь раньше не стояли, во всяком случае, на его памяти и на памяти его родителей.
Гаврилов продавил-таки лезвие лопаты сквозь что-то металлическое и твердое, выворотил глыбу слежавшегося песка. В ней четко просматривались вкрапления ржавчины. Прапорщик присел на корточки и, куря, посмотрел в яму. Гаврилов криво усмехнулся:
– Клад, наверное, товарищ прапорщик.
– Давай-ка его сюда!
Гаврилов аккуратно, уже не налегая на лезвие лопаты, обкопал то место, где, по его разумению, находилось что-то металлическое. Затем ладонью счистил песок и, подковырнув пальцами, извлек из песка ржавую каску времен второй мировой войны. Прапорщик принял находку, впрямь похожую на казан для плова.
– Каска, – задумчиво произнес прапорщик, рассматривая находку. Затем сплюнул под ноги. – Немецкая.
Гаврилов продолжал расчищать песок. Показались две довольно толстые кости. Никаких сомнений в том, что они принадлежали человеку, не было. Все бросили копать и собрались у ямы ефрейтора Гаврилова. Тот извлек череп без нижней челюсти, брезгливо его очистил, затем воскликнул:
– О, зубы золотые!
Когда череп поставили на край ямы, то на солнце стало видно, что коронки не золотые, а из белого металла.
– Что делать, товарищ прапорщик? – растерянно спросил Гаврилов, выкладывая рядом с черепом кости.
– Что тут будешь делать? – прапорщик поскреб щеку. – Подполковник сказал копать здесь, мэр место выделил. Завтра похороны. Поднимем шум – пойдут сплетни, разговоры по городу, родственники начнут возмущаться. Не его это земля, – прапорщик ткнул пальцем в лоб черепа, – пусть бы в Германии своей лежал. Его сюда никто не звал. Выкинь в канаву – и дело с концом! И так уже полчаса потеряли, – пробормотал прапорщик, глянув на часы.
14 
