очень нудно 
33 
– Крупнее бери, – громко, словно они здесь были одни, распорядился режиссер. – Прошлый раз мелко снял.
– Флаги зато красиво вышли.
– Мне не флаги нужны, а ленты на них. Панораму площади дай.
Режиссер еле успевал перебегать с места на место, так, чтобы постоянно находиться за спиной у оператора и не попасть в кадр. Затем он потащил оператора за рукав:
– Вдоль очереди камеру проведи, чтобы можно было сказать о нескончаемом потоке людей.
Оператор был настоящим профессионалом.
Ему было все равно, что снимать, все выходило одинаково красиво и впечатляюще, режиссеру оставалось лишь правильно сформулировать задачу.
– Потеснитесь-ка, разойдитесь, пропустите, – трое телевизионщиков, расталкивая народ, пробивались в траурный зал.
И все-таки гробы с погибшими, заплаканные родственники заставили замолчать и режиссера.
Он лишь неодобрительно покосился на завешенные красной и черной материей окна. Света было явно недостаточно.
– Вытянем, – оператор кивнул режиссеру.
В зале появились заместитель министра, священник, мэр и подполковник Кабанов. Оператор снял то, что от него требуется, наперед зная запросы неприхотливого режиссера выпусков новостей: четыре гроба общим планом, затем каждый по отдельности, фотографии и таблички временных памятников с годами жизни и фамилиями погибших.
Напоследок оператор отснял стол, заваленный цветами. На этом плане кнопку камеры он держал включенной целую минуту, зная, что, возможно, здесь прозвучит финальный текст диктора. Да и молчание в конце репортажа должно продлиться секунд семь – минута молчания.
– Теперь можно и на кладбище ехать, – прошептал на ухо мэру режиссер, умудряясь при этом пожать Цветкову руку. – Вы особенно не затягивайте, нам еще репортаж о жизни военных у ракетчиков снять надо, – сказал и пошел, не дожидаясь ответа, словно его слово было здесь законом и все происходящее в городе – частью уже написанного сценария.
Телевизионная группа отсняла выступление заместителя министра целиком, остальных снимали выборочно по две-три фразы, почти наверняка зная, что они в эфир не попадут.
– Теперь, – важно произнес мэр Цветков, – пусть останутся только родственники и близкие погибших. Всех остальных прошу покинуть траурный зал.
Из динамиков лилась негромкая траурная музыка. В зале пахло цветами, но это был не аромат, а удушливый запах мертвых растений, смешанный с запахом церковных свечей.
Пока вокруг были люди и телекамеры, Марина Комарова, жена погибшего сержанта Алексея, даже не всплакнула. Она сидела, подвинув стул к гробу, держала мертвого мужа за руку, поглаживала ее и шепотом разговаривала с покойным.
Даже обычно любопытные люди старались не вслушиваться в ее шепот, будто боялись, что смерть коснется и их, лишь только им станет понятным смысл тихо произносимых слов. И лишь когда у гробов остались одни родственники, Марина позволила себе разрыдаться, уткнувшись лбом в край пахнущего свежим лаком гроба.
– Леша, – прошептала она, – ты меня слышишь? Я знаю, ты меня слышишь. Так не бывает, чтобы человек исчез сразу… Прости меня за все плохое, что я принесла в твою жизнь!
Марина сидела, плотно закрыв глаза, и ей казалось, что она видит насмешливые глаза Алексея и он говорит: «Что плохого могло случиться у меня из-за тебя? Это ты прости, что я не вернулся. Другие смогли уцелеть, а я нет. За это и прости».
– Я приду к тебе на кладбище сразу, как только разойдется народ, – прошептала Марина. – Ты же понимаешь, я не могу плакать при всех. Не позволяла себе этого, пока ты был жив, не позволю и теперь.
В зал вошли ОМОНовцы, самые высокие и статные из всей бригады. Им подполковник Кабанов поручил нести гробы. Марина нашла в себе силы отстраниться от гроба.
Похоронами распоряжался какой-то неизвестный ей майор, который знал все тонкости: кто и за чем должен следовать, где нести портреты, где крышку от гроба, на каком отдалении полагается следовать родственникам.
– Пошли! – распорядился он.
Двери траурного зала распахнулись. Никогда еще Марина не видела столько людей на площади. Но ей было все равно, пришла толпа или не появился никто. Ельск ей стал чужим в одно мгновение, потому что ее Леши Комарова больше здесь не было.
Резко вступил оркестр. Большое начальство прошло с народом до первой улицы, а затем стыдливо отступило, пропуская похоронную процессию. Машины уже ждали чиновников на неширокой улочке. Лишь подполковник Кабанов махнул рукой назойливому мэру:
33 
