* * *
Теперь он лежал на кровати, раздавленный этим новым жизненным откровением. Если бы у него сейчас была возможность покончить самоубийством, он, пожалуй, не очень бы задумывался. Унижение, которое он испытал, сразило его наповал. Не было никаких женщин или девушек, с него просто выкачали все наличные на сегодня сперматозоиды, подсоединив электрические контакты. Жидкость собрали в специальный сложно устроенный сосуд и унесли, вот и вся любовь. Его использовали подобно быку-осеменителю прошлого. А ведь можно было бы догадаться заранее. Это общество на редкость рационально, оно не может быть другим в данных условиях существования. Здесь делается только необходимое, для радостей и печалей здесь нет места. Он находился в муравейнике, в человеческом муравейнике. Здесь не было места вероятностным методам – все тут делалось наверняка. Зачем было позволять близость с женщинами: этот оставшийся от матушки-природы метод давно устарел, он применяется только по привычке и на планетах, которые еще могут себе позволить расслабляться. Он неэкономен по времени и расточителен по материалу. На других планетах этого генетического материала предостаточно, но здесь слишком тяжелое положение. Здесь, где человек стоит очень немного, его гены – ценнейшее вещество. Вовсе нет смысла расходовать их нецелесообразно. С одной выкачанной из него сегодня порции могут искусственно зачать десятки, сотни, а может, и тысячи женщин. Хадас покраснел, с отвращением вспоминая свои дурацкие тайные желания. Жизнь хорошо дала ему по мозгам.
Он не заметил, как вырубился за этими невеселыми мыслями. Однако часа через два его грубо разбудили. Вошли трое не слишком больших, очень бледных, но, видимо, сильных для этого деградирующего мира ребят, скрутили его, а прибывший на минуту позже врач произвел необходимые анализы, подсоединив приборы. Голый и беззащитный Кьюм ждал продолжения экзекуции, похожей на изнасилование. Однако он ошибся и, когда громилы удалились, облегченно вздохнул: он боялся, что повторится та унизительная операция, он бы этого не вынес. Однако рано или поздно она должна была повториться, но такими темпами они могут осеменить не только эту маленькую подземную колонию, но и целую планету, если действовать расторопно, а уж это за ними не заржавеет. Ну а после он станет совсем не нужен, его спокойно отдадут разведке для пристрастного допроса или просто пустят в расход, а может, на мясо. Хадас похолодел. Как-то раньше он не задумывался: откуда они берут мясо? Ведь теперь его кормили просто на убой, раз пять за приравненные к земным сутки, если не чаще.
* * *
Второй, третий, четвертый, неизвестно какой, и снова день. Долгий подземный день. Он уже свыкся с происходящим, как с наркотиком. Он был просто коровой, дойной коровой. Он пытался бороться: хотел не есть, хотя все внутри просило белков – в него впихнули пищу насильно; хотел вывести из строя свой выданный матерью-природой прибор для продолжения рода – ему скрутили руки, и он убедился в постоянном тайном наблюдении; он хотел не смотреть эти возбуждающие картинки, подсовываемые ему для чтива, но и тут они обхитрили его. Дважды в сутки перед ним стали демонстрировать свои прелести настоящие молодые женщины, а потом с него снова скачивали нужное для этой тайно существующей цивилизации. Однажды он с ужасом вспомнил о прочитанном в детстве: муравьи держат внутри муравейника живые канистры для жидкой пищи, они их кормят, поят, а когда надо, скачивают необходимое. И убежать эти насекомые никуда не могут: они слишком тяжелы, чтобы двигаться. Здесь с ним происходило то же самое. Он попал в муравейник, и его принудили жить по его законам.
* * *
Однажды внутрь сложившегося распорядка вкралось изменение. Его долго-долго куда-то вели, а когда дверь открылась, Хадас оказался в очень просторном зале. Его громада была сравнима с главным лунным куполом изнутри, но ведь тот располагался почти у самой поверхности, а этот все так же глубоко внутри матушки-Гаруды. Хадас уставился на очень удаленный потолок. Оттуда вниз свешивалась люстра-чудовище, ранее он наблюдал такие только в фильмах о Средневековье. «Неужели естественный хрусталь? – подумал Хадас. – Однако они тут разжились». Его подтолкнули в спину, и он едва не упал. Затем он заметил человека, одетого до неприличия: в костюме, в высоких ботинках на липучках и даже в фуражке с благородно поднятой тульей. Кроме того, человек был долговяз, и все ему кланялись. Хадас несколько замешкался в исполнении нового для себя этикета и тут же получил дубинкой под коленку. Били умело и почти незаметно для окружающих. Хадас поспешно склонил голову и даже поясницу, он уже понял, что это и есть Верховный, то есть статус Восемнадцать, единственный и неповторимый диктатор всея подземного царства-государства Самму Аргедас. Местный император производил впечатление. Даже при первом поверхностном взгляде на него чувствовался большой ум и сконцентрированная воля.