60 
…Я хотел тотчас отнести алмаз к ювелиру и сделать из него несколько камней. Но потом раздумал. Зачем признаваться в том, что камень опять у меня? После гибели Лизы все знали, что алмаз пропал. Появление его у ювелира могло вызвать новые попытки кровавых злодеяний. Его могли украсть, да ювелир и сам мог соблазниться. Ведь это само зло! Я имею в виду камень. Ни у кого не поднимается рука уничтожить его, поэтому я и решил его спрятать. Я вышел в отставку с воинской службы, хотя карьера моя обещала быть блестящей. Впрочем, перейдя в придворную службу, я потерял не так уж много. Мое богатство позволяет мне состоять при ней без особых хлопот. Я много путешествовал, был на Востоке, подолгу жил в Париже. Последнее время, правда, Император все чаще говорит о реформах, и один из моих приятелей, который дослужился до больших чинов и стал человеком государственным, уговорил меня принять участие в некоем проекте. Я было загорелся, оставил и уединение свое, и длительные путешествия, стал часто бывать при дворе и много работать. Но видимо, я рано успокоился. Я смотрю сейчас на этот камень, и мне кажется, что он заскучал. Зло нельзя запереть в сейфе, оно, словно магнит, притягивает другое зло. Я здесь не из прихоти, а по необходимости. У меня есть важное дело.
– Какое дело? – вздрогнула она.
– Мы поговорим об этом в другой раз.
– Но почему не сейчас?
– Потому что я не готов. Да и у вас есть некое предубеждение. Не беспокойтесь, – усмехнулся граф, поймав ее взгляд, направленный на алмаз. – Я здесь не затем, чтобы велеть наконец распилить камень. Он мне еще пригодится. Но я хочу вас предостеречь: не совершите бесчестного поступка, ибо это отравит всю вашу жизнь. Ведь я не выдержал и показал алмаз своему отцу. Мне хотелось кому-нибудь его показать, понимаете? Потом я вынужден был рассказать отцу все. В том числе, как камень попал ко мне. Человек благороднейший, всю жизнь дороживший дворянской честью больше, чем какими бы то ни было сокровищами, он так и не смог меня простить. Ведь я украл! Да, да, он так и сказал: ты, мой сын, украл! И честное имя наше теперь опорочено. Ведь невеста офицера могла погибнуть без материальной поддержки. А если это была его мать? Это были страшные минуты моей жизни, когда мы объяснялись с отцом. После чего с ним случился удар. А потом и Лиза… Мой сын, который так и не родился…
Шурочка вздрогнула: почему граф перед нею открылся? И что за тайну он скрывает? Почему он здесь? Она должна это непременно узнать! Она чувствовала, что это каким-то образом связано с Сержем. А бесчестный поступок… Шурочка невольно вздохнула. Похоже, она его уже совершила. Поздно. Уже слишком поздно.
– И все-таки он необыкновенно красив, этот камень. Что ж, возьмите, Алексей Николаевич. И… уберите его! Уберите!
Граф усмехнулся и положил алмаз в футляр. Закрыл его, и Шурочка поднялась со словами:
– Сестры спрашивали: когда же праздник? Или вы передумали?
– В следующую субботу я принимаю у себя гостей. И господин Соболинский непременно получит приглашение. Как мой давний знакомый. И ваш страстный поклонник господин Лежечев будет на этом балу.
– Он вам тоже не нравится?
– Этот человек, по крайней мере, любит вас. Он вчера страдал, да вам, кажется, это безразлично.
– Когда же вы успели все разглядеть, Алексей Николаевич?
– Неужели вы думаете, что мне обязательно надо слушать, о чем говорит губернатор и другие важные господа, чтобы вникнуть в суть их речей? Все то же: засуха, налоги, неурожай. Меры, которые они усиленно якобы принимают, чтобы обогатить государственную казну. А между тем я прекрасно знаю, что стоит тот или иной чин, звание, орден. И куда идут деньги из государственной казны. Россию ничто не изменит, и всякий в ней, дорвавшийся до власти, первым делом непременно начнет воровать. А те, у кого крадут, будут терпеливо ждать, пока он украдет достаточно, чтобы оставить что-то и для них. Поэтому у нас так не любят новых наместников: старые-то, по крайней мере, уже сыты.
– Вы из-за этого взялись за проект реформ?
– Да бог с вами, Александра Васильевна! Кто это сможет победить российскую бюрократию? Это сказочный дракон о многих головах, которые растут тем больше, чем больше их рубишь. Облегчить положение крестьянства насколько возможно и направить Россию по новому пути – вот что заботит меня и тех, кому ее судьба не безразлична. Не дай бог, война. Мы проиграем ее буржуазной Европе, которой давно уже не мешает такой тормоз, как крепостное право. Впрочем, я опять увлекся. Вы очень внимательно слушаете.
60 
