Лёгкий, ненавязчивый романчик 
42 
Второй путь заключался в том, чтобы довести начатое дело до конца. Это был не самый приятный путь, и Юрий сомневался, что хоть кто-нибудь одобрит его действия или хотя бы поймет, зачем ему все это нужно. В самом деле, зачем? “Или он вас, или вы его. А по-другому вы не умеете…” Может быть, подумал Юрий. Может быть, я и не умею по-другому. Но проверить-то надо! А вдруг получится?
Он поднял голову и увидел, что Макарыч все еще болтается на заборе, как вывешенный на просушку старый тюфяк, и по-прежнему хитро щурится с таким видом, словно все вокруг валяют дурака исключительно для его, Макарыча, развлечения. Впрочем, скорее всего, щурился он все-таки от ядовитого дыма своей самокрутки.
– Макарыч, – сказал Юрий, – скажи хотя бы, в какую сторону он пошел?
На небритой сморщенной физиономии соседа на миг отразилось тяжкое сомнение. Он сощурил второй глаз, почесал плешь под засаленной фуражечкой военного образца, покашлял в кулак, а потом молча ткнул корявым пальцем в сторону задней калитки.
Юрий вздрогнул: этого он и боялся. Прямо от задней калитки начиналась узкая тропинка, которая вела прямиком к ручью, где Петрович повадился от нечего делать удить рыбу.
Он медленно встал, в последний раз затянулся сигаретой и тщательно растер окурок подошвой сапога. “Не трогайте его”, – словно наяву послышался ему Татьянкин голос, но он прогнал воспоминание прочь – сейчас ему было не до галлюцинаций.
– Эй, служивый, – раздался дребезжащий тенорок Макарыча, – ружье тебе дать?
– Иди ты к черту, дед, – ответил ему Юрий. – Я ни с кем не собираюсь воевать.
– Ты-то, может, и не собираешься, – с сомнением протянул Макарыч, но Юрий уже был за калиткой. По прямой до ручья, где обычно рыбачил Петрович, было километров пять. Юрий припустил прямо от калитки ровной походной рысью, словно ему предстоял марш-бросок по пересеченной местности. Растянутое сухожилие робко заявило о себе, но он лишь немного увеличил темп, и боль разочарованно отступила.
Юрий бежал, перепрыгивая через рытвины, огибая испятнанные подсохшей коростой мха скальные выступы, которые тут и там выпирали из каменистой почвы, заставляя тропинку менять направление, подныривал под низко нависающие ветви, берег дыхание и старался не думать. “Мыслительный процесс, – сказал он себе, – хорошая штука, но лишь тогда, когда ты располагаешь достаточным количеством фактов. В противном случае есть риск утонуть в болоте противоречивых версий и догадок, совсем как Квазимода, которого бросили в Федоскину топь. И ведь что характерно: самого Квазимоду утопили, а пиджак оставили, да еще и со всеми документами…"
«Все, все, – сказал он себе, еще немного убыстряя темп. – Хватит сочинять страшилки. Все равно сценаристом тебя не возьмут – ни в Голливуд, ни в Останкино. Там своих сочинителей выше крыши. А самые талантливые из них не размениваются на такие мелочи, как сценарии телефильмов. Они ценят свой талант и пишут для паханов, потому что, во-первых, те хорошо платят, а во-вторых, всегда есть возможность убедиться, сочинил ты талантливую вещь или фуфло. Если главного героя твоего сценария показали по телевизору и он при этом не произносил речей, а тихо плавал в луже собственной крови, значит, ты создал если и не шедевр, то наверняка что-то стоящее. А если за тобой пришла опергруппа, значит, таланта у тебя нет и пора сушить сухари…»
Впереди послышалось журчание воды на перекате. Немного ниже переката была небольшая, но довольно глубокая заводь, где Петрович вот уже неделю пытался что-нибудь поймать. Возвращался он неизменно с пустыми руками, но очень довольный и божился, что неудачи его носят временный характер и что рыба будет – надо только хорошенько прикормить ее да изучить ее повадки. “Уху будем жрать ведрами, – басил он, хитро подмигивая Татьянке. – Рыба – она знаешь какая для мозгов полезная!"
Продравшись сквозь кусты, Юрий выскочил на берег, притормозил и огляделся. Он почти сразу увидел на пятачке намытой рекой мелкой гальки глубокую, заполненную водой вмятину, по форме очень напоминавшую след огромного, размера этак сорок седьмого, кирзового сапога, – увидел потому, что знал, где искать. Петрович явно прошел здесь, причем прошел не так давно – бродил, надо думать, в поисках местечка получше…
Следов, оставленных кроссовками, вокруг не было, но это еще ни о чем не говорило: во-первых, Юрий никогда не считал себя профессиональным следопытом, а во-вторых, кругом был сплошной камень, и тот, кто хотел остаться незамеченным, мог пройти здесь тысячу раз, не оставив ни одного следа, как если бы парил над землей.
42 
