очень нудно 
54 
Небольшая поляна, на которой стояла заимка, открылась перед ними как-то вдруг, совершенно неожиданно для Юрия. Он посмотрел на капитана и по его довольному виду понял, что тот до самого конца был не вполне уверен в том, что сможет выйти точно к заимке. Следопыт, подумал Юрий с иронией, Соколиный Глаз пополам с Большим Змеем…
Заимка была старая, сложенная из толстенного почерневшего кругляка, с одного угла тронутого давним пожаром. Над сколоченной из толстых, вытесанных вручную плах дверью торчал на источенных жучками столбах покосившийся дырявый навес, под которым Юрий разглядел полуразвалившиеся древние санки и еще какую-то серую рухлядь. Переглянувшись с капитаном, он, пригнувшись, двинулся в обход строения, чтобы блокировать окна, если таковые здесь имелись.
Окно было только одно, и пролезть в него мог бы разве что десятилетний ребенок, да и то не слишком упитанный. Бросив один-единственный взгляд на эту несерьезную щель в бревенчатой стене, Юрий осторожно двинулся назад, но тут со стороны двери послышались гнилой треск, какой-то грохот и выкрик мента:
– Не двигаться! Буду стрелять!
"С предохранителя сними, герой”, – подумал Юрий и, больше не прячась, метнулся за угол.
Впрочем, торопился он напрасно. Капитан стоял в дверях, загораживая проход своей сутулой спиной, и занимался тем, что заталкивал пистолет в кобуру. “Конечно, – подумал Юрий, аккуратно отодвигая капитана в сторонку, – станет он тебя дожидаться…"
Он ошибся. Васька – если лежавший на грубо отесанных плахах пола человек был Васькой – был явно не против подождать хоть неделю, хоть год, хоть сто лет. Он лежал, широко раскинув руки и ноги, рядом с опрокинутой скамейкой. В правой руке у него был крепко зажат старенький, обшарпанный до сизого железа тульский наган, широко открытые глаза невидящим взглядом смотрели в низкий темный потолок, а в виске чернела аккуратная дыра с припухшими краями, из которой на пол натекла изрядная лужа уже начавшей сворачиваться крови.
– Т-твою мать, – выдавил из себя капитан. – Допился, сукин сын.
– Васька? – спросил Юрий.
– Васька, Васька… Вот ведь сволочь! Наколбасил, набедокурил, запутался, увяз в собственном дерьме по самое “не балуйся” – и вот, видишь, какой выход нашел… И умудрился же где-то наган достать! Чего Татьянке-то скажем?
– Да, – проворчал Юрий, – это теперь самое главное. Преступник застрелился, медь исчезла без следа, дело можно закрывать. Черт с ней, с медью, Россия не обеднеет…
Капитан покосился на него подозрительно и с прежней неприязнью.
– А что тебе не нравится? – спросил он. Юрий и сам не знал, что именно ему не нравится. Он прошелся вокруг трупа, стараясь не наступать в кровавую лужу, присел, зачем-то прикоснулся к холодноватой, уже начавшей коченеть руке, снова выпрямился и пожал плечами.
– Черт его знает, – сказал он. – Как-то странно… Из всего, что я слышал о вашем Ваське, как-то трудно заключить, что у него была выраженная тяга к самоубийству. Если такой человек застрелился, значит, жить ему стало невмоготу. Думаешь, это он от угрызений совести?
– Ты хочешь сказать, что его заставили? – с сомнением спросил капитан.
– Не знаю, – сказал Юрий. – Ох, не знаю… Только я этих трупов в своей жизни навидался столько, что тебе и в страшном сне не привидится. Даже если этот парень застрелился сразу после того, как пырнул Петровича ножом, он должен быть еще теплым. А он уже твердый как доска, да и кровь почти свернулась. Он лежит здесь не меньше четырех-пяти часов, капитан. Не мог же он зарезать моего бригадира с простреленной башкой, а потом вернуться сюда и тихонько лечь на место!
– Тоже мне, эксперт-криминалист выискался, – проворчал капитан, но на его лошадиной физиономии явственно проступила тень сомнения. – Звучит красиво, но ты ведь можешь и ошибаться.
– Могу, конечно, – согласился Юрий. – Только. – Он замолчал, пытаясь понять, что именно не дает ему покоя. Что-то, несомненно, было, и лежало это что-то прямо на поверхности, но упорно не давалось в руки, ускользая, как кусок мокрого мыла. Он начал шаг за шагом восстанавливать в памяти весь сегодняшний день. Сначала он караулил капитана у здания милиции, потом ругался с ним, потом ему встретилась Татьянка, сообщившая, что Васька вернулся в поселок и грозился убить их с Петровичем…
«Стоп, – сказал он себе. – Вот оно. Татьянка. У Татьянки на щеке был синяк, поставленный разлютовавшимся Васькой. Юрий даже закрыл глаза, стараясь припомнить все поточнее. Ну, так и есть! Синяк был на правой щеке, как будто Васька нарочно бил с левой, чтобы получилось понеожиданнее…»
54 
