19 
Денежки, естественно, плакали.
Яков Семенович немного повздыхал наедине с собой, произнес коротенькую бодрую речь перед своими подчиненными и с головой ушел в работу. Ему казалось, что все неприятности позади, ибо, как известно, снаряд никогда не попадает дважды в одну воронку.
Он опять ошибся – и насчет неприятностей, и насчет снаряда. Видимо, лучшие умы человечества потратили немало человеко-часов, чтобы изобрести артиллерийское орудие повышенной точности, и Яков Семенович был избран на почетную роль мишени.
Налеты людей в бронежилетах в момент окончательного расчета с заказчиками повторялись еще дважды. Они стоили Кацнельсону двух коренных зубов и ребра, не говоря уже о такой мелочи, как деньги. Еще одно ребро ему сломали блатные, которые решили, что Яков Семенович по совместительству работает стукачом. Лежа в больнице, Кацнельсон много размышлял о причинах постигших его неудач и в конце концов пришел к выводу, что, вполне возможно, его клиенты три раза подряд, что называется, “развели” его, инсценировав налет ОМОНа и прикарманив его кровные денежки.
Выйдя из больницы, Яков Семенович снова произнес перед своими сотрудниками, которых к тому времени стало уже вдвое меньше, еще одну пламенную речь и отправился искать правду. Ему без особенных усилий удалось связаться с человеком по имени Костлявый, который, как понял Яков Семенович, был довольно крупным авторитетом среди местной “братвы”. Костлявый внимательно выслушал Кацнельсона, на какое-то время задумался, медленно вертя перед глазами виноградную гроздь – дело происходило за столом, к которому Якова Семеновича, естественно, не пригласили, – и, наконец, сказал:
– Нет, братан, ты не прав. Те пацаны, за которых базар, сейчас все до одного на нарах, баланду хавают и в очко играют. Ну, скажи: стал бы ты сам из-за пары вонючих косарей сам на себя мусоров наводить? Это у тебя просто масть такая покатила. Лучше меняй работу.
– Как это – меняй работу? – опешил Яков Семенович. – Почему?
– Меченый ты теперь, – пояснил Костлявый. Он оказался прав. Клиентура покинула Якова Семеновича. При том, что больше никто не подозревал его в связях с милицией, рисковать и связываться с “меченым"
Кацнельсоном не хотелось никому. Несколько месяцев подряд он бился, как рыба об лед, перехватывая случайные заказы и пытаясь удержать расползающихся сотрудников, но это были тщетные потуги, и Яков Семенович прекрасно это понимал. В конце концов настал сегодняшний день, и архитектор Кацнельсон остался один – его команда покинула тонущий корабль, а вскоре и сам корабль должен был пойти на дно, поскольку за аренду помещения было не плачено уже очень давно.
Яков Семенович отпер дверцу и торопливо нырнул в тесный салон “жигулей”. Он немного повозился, устраиваясь на скрипучем сиденье, зачем-то поправил зеркало заднего вида, снял слегка намокшую под дождем кепку, снова надел ее и наконец затих, бессильно уронив руки на колени.
Честно говоря, он очень сомневался, что сможет в таком состоянии вести машину. Кроме того, было совершенно непонятно, куда ему теперь ехать: Яков Семенович очень бережно относился к нервной системе своей супруги и просто не мог предстать перед ней в таком растерзанном виде. Ему нужно было время, чтобы немного успокоиться и привести в порядок свои чувства.
Он снова протянул руку и повернул зеркало так, чтобы видеть свое лицо. Лицо было бледным и растерянным – самое обыкновенное лицо насмерть перепуганного еврея.
Ублюдки из “Памяти”, например, считают, что еврейское лицо постоянно должно выглядеть именно так, и никак иначе. Непонятно, зачем им это нужно, но, возможно, они видят в этом какой-то резон. Надо бы сфотографироваться в таком виде и послать им карточку, пусть хоть они порадуются…
Яков Семенович откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Теперь, когда его никто не видел и не нужно было строить из себя бодрячка, он позволил себе на некоторое время с головой погрузиться в пучину отчаяния. Он знал, что это самый верный способ снова всплыть на поверхность – ненадолго дать себе волю, чуть-чуть пожалеть себя, разрядиться.., потому что, когда он вернется домой, жалеть себя будет уже некогда. Надо будет улыбаться, шутить и рассказывать жене, как чудесно идут дела, в то же время лихорадочно пытаясь придумать, где бы заработать денег.
Сидя с закрытыми глазами, он услышал, как мимо проехала машина. Судя по звуку, это была иномарка – двигатель работал почти неслышно, только шуршали по мокрому асфальту шины. Автомобиль остановился где-то неподалеку, стукнула, закрывшись, дверца, коротко пиликнула включенная сигнализация, и секунду спустя ржаво заскрипела дверь подъезда. Кацнельсону не нужно было открывать глаза, чтобы понять, в какой подъезд вошел вновь прибывший. Этот скрип он выучил наизусть, потому что слышал его по несколько раз в день на протяжении нескольких лет. Там, за этой дверью, на втором этаже располагалась трехкомнатная квартира, которую Яков Семенович на свои личные сбережения превратил в проектное бюро и из которой его вскорости наверняка попросят убраться.
19 
