Пустое. Мое имя теперь известно многим, мне просто жизни не хватит на то, чтобы найти и заставить замолчать всех и каждого, а тем временем информация обо мне будет распространяться со скоростью взрывной волны. Воевать со всем миром невозможно просто потому, что человек время от времени должен спать.., спать.., черт возьми, как это здорово – просто спать…"
Он споткнулся, рывком вернулся к действительности и понял, что спал на ходу, в то время как ноги привычно несли его знакомой дорогой. Попадись ему сейчас на пути постовой милиционер первого года службы, вооруженный резиновой дубинкой и наручниками, и сопляк наверняка заработал бы медаль за поимку опасного преступника. «Все, – решил Слепой, – отосплюсь, и только меня и видели. Бежать надо, и бежать далеко – на Запад, к арабам, к черту… Наверное, даже в пекле есть какая-нибудь своя контрразведка, так что пригожусь я везде. Чем-то не тем я здесь занимался в последнее время.»
Он пошел ровнее, с отвращением вдыхая запах своего давно не знавшего ванны и мочалки тела, смешанный с мертвым воздухом подземелий. «Что это со мной? – думал Слепой. – Что, черт, возьми, я здесь делаю? Похоже, что я действительно был болен, и довольно долго.»
События последних двух или трех месяцев представали перед ним в каком-то тумане. Он помнил, что делал, но никак не мог припомнить, зачем он этим занимался. В нескольких метрах над его головой торопились по своим делам тысячи людей, и среди них была Ирина Быстрицкая. Кто такая Ирина Быстрицкая? Боже мой, конечно, как же он мог забыть! Это его любимая женщина, более того, жена, и он просто обязан…
Слепой остановился, как вкопанный. В коридоре вдруг стало светлее. Либо его глаза настолько привыкли к темноте, что стали видеть в ней не хуже, чем при свете дня, либо впереди, за поворотом коридора, горел фонарь. Глеб наскоро привел в порядок свои растрепанные чувства и процентов на девяносто вернулся к действительности.
За поворотом действительно горел мощный аккумуляторный фонарь наподобие того, что стоял на столе в кабинете генерала Поливанова, освещая входную дверь, и там, возле фонаря, бубнили что-то неразборчивое незнакомые голоса. Все скачком вернулось на свои места. Это, конечно, могли быть просто заплутавшие диггеры, но с таким же успехом эти люди могли оказаться охотниками, кружившими в двух шагах от его логова.
Слепой осторожно, по миллиметру выставил из-за угла голову и бросил быстрый взгляд вдоль коридора. Разговаривали двое. Один, невысокий и явно немолодой, одетый в кожаную летную куртку, армейские брюки и американские саперные ботинки, стоял спиной к Глебу. Он наверняка был одним из охотников – вся его небрежная и вместе с тем собранная и непринужденно-грациозная поза говорила о полном владении каждой клеточкой тела, о профессионализме в самом чистом и высоком смысле этого слова.
Другой был просто бородатым диггером – тем самым, что, однажды помог Глебу добраться до его мастерской. Немолодой профессионал держал в руке фонарь, направляя его свет в потолок так, что он рассеивался по коридору.
– Ну, приятель, – сказал профессионал, – спасибо. Теперь быстренько беги домой, и будь осторожен.
Здесь и вправду очень романтично, но в данный момент бродить по этим коридорам в одиночку небезопасно.
Бородатый что-то ответил, но его слова заглушил шум промчавшегося неподалеку поезда метро. Немолодой тихо рассмеялся и хлопнул его по плечу.
– За меня не беспокойся, – сказал он. – Просто пойми, что пользы от тебя будет мало, а мне придется отвлекаться на то, чтобы прикрывать тебя. Значит, второй поворот налево?
Диггер кивнул, и луч укрепленной на его оранжевой каске шахтерской лампочки метнулся по стенам, заставив тени вздрогнуть и заплясать.
– И вверх по ступенькам, – сказал он. – Там будет такая квадратная дверца, вроде лючка в стене.
– Отлично, – сказал немолодой. Голос его опять показался Глебу мучительно знакомым – это было что-то из другой жизни, полузабытое и смутно тревожащее, как вертящееся на самом кончике языка слово, которое никак не можешь вспомнить. Что-то подсказывало Слепому, что этот человек очень опасен, и то, что лицо его по-прежнему невозможно было разглядеть, вызывало раздражение.
Сиверов нерешительно положил ладонь на рукоять револьвера. Можно было, конечно, просто повернуться и тихо уйти, оставив незнакомца сколько его душе угодно обшаривать пустую нору. Но, во-первых, в норе осталась вся Глебова наличность, а во-вторых, охотник был просто опасен, да и диггер был теперь, пожалуй, единственным человеком, знавшим Слепого в лицо. На то, чтобы найти хирургов, сделавших ему операцию по изменению внешности, и добиться от них хоть сколько-нибудь достоверного словесного портрета по прошествии стольких лет, потребуется немало времени, а бородач в оранжевой каске мог описать его играючи – он хорошо разглядел капитана ФСБ Молчанова, и, судя по тому, что Глеб наблюдал в данную минуту, его обещание молчать стоило немногого.