очень нудно 
27 
Он зашел в ванную комнату, плотно прикрыл дверь и стал раздеваться. Мелкие капельки воды на кафельном полу, испарина, выступившая на большом зеркале, женское белье, небрежно повешенное на полотенцесушители.
Лифчик еще хранил форму женской груди, и Сергей Дорогин не удержался, провел пальцами по мягкой розовой стороне внутренней части кружевного конуса. Тут же отдернул руку, будто обжегся. Попытался заставить себя не думать о Тамаре. Но не думать он смог всего лишь секунд десять, повторяя про себя одно-единственное слово, называл вещь, которая первой попалась ему на глаза: занавеска, занавеска, занавеска.
Но за те десять секунд он успел в мыслях, двигаясь вдоль логического ряда, вновь перейти от занавески к женщине.
«Занавеска — она женского рода, за ней совсем недавно, когда я думал о ней, стояла Тамара. Капли воды на ней, они летели с ее обнаженного тела».
Он ступил на поддон душа, сделанного из нержавеющей стали, ощутив подошвами тепло той воды, которая стекала с Тамары, взял в руки губку, еще покрытую пеной, в которой темнел вопросительный знак ее волоска, и долго-долго, сам не ступая под воду, мыл губку в струе горячей воды. Она напитывалась влагой, Дорогин ее сжимал, вновь выступала пена, вновь на белом черным росчерком возникал ее волосок. И на вопрос, который тот ставил, пока еще не существовало ответа. А ведь всегда и повсюду — так устроено — мужчина ставит вопрос, а женщина на него отвечает.
— Проклятье, так и сойти с ума не долго.
Дорогин, сняв усталость под душем, стал возле умывальника и вгляделся в свое отражение. К бороде он никак не мог привыкнуть, она казалась ему чем-то лишним.
Тронул ее рукой.
"Сбрить? Нет, потом. Но подровнять ее не мешало бы.
Да и волосы следовало бы подстричь".
Он огляделся. Никаких инструментов, пригодных для этого, на глаза не попалось, лишь легкий одноразовый станок в упаковке лежал на зеркальной полочке. Только Муму коснулся дверной ручки, как вновь его мыслями завладела Тамара. Он понимал, что лучший выход для них — разойтись по разным комнатам, не видеть друг друга до прихода доктора Рычагова. Он не знал, о чем именно сейчас думает женщина. Но тот факт, что она тоже оставалась в комнате, дожидаясь, пока он помоется и выйдет, говорил о многом.
Тамара сидела в глубоком кожаном кресле, положив ноги на сиденье стула, который был чуть выше кресла. Полы махрового халата разошлись почти полностью, обнажив ее ноги. В комнате было очень тепло, даже жарко, и вместе с тем свежо. Ароматный дым тонкой сигареты, дымившейся в пальцах женщины, усиливал это ощущение.
Солодкина, лишь только открылась дверь ванной, отложила книгу, прикрыв ею самый верх разреза халата.
Лютер уже лежал на ковре возле женщины, преданно поглядывая на Сергея.
— Чего уставился? — засмеялась Тамара. — Даже пес, и тот любит компанию.
Ее волосы еще хранили влагу, она не расчесала их, и от этого выглядела более живописно, более правдиво, как определил это для себя Дорогин. На ее лице не виднелось ни капли косметики, и именно поэтому она выглядела еще более обворожительно.
Дорогин развел два пальца и, изображая ими ножницы, прошелся по своей бороде, по кончикам волос.
— Постричься решил?
Дорогин кивнул.
— Из меня, конечно, парикмахер неважный, но, думаю, окончательно не испорчу, — было видно, что она рада нашедшемуся делу. — Где же я видела ножницы? — Тамара стояла, приложив указательный палец к губам, и чисто по-детски часто моргала. — Где же ножницы? — она повернулась на босых пятках и указала на комод. — Здесь, в верхнем ящике.
И точно, старые ножницы, стальные, потемневшие, нашлись в жестяной коробке из-под леденцов, среди разрозненных старых пуговиц, катушек, наборов ниток с иголками.
— Садись, — предложила Тамара, устраивая стул поудобнее. — Только погоди, халат лучше снять, а то засыплем его волосами.
Сергей распустил пояс и бросил халат на кресло, оставшись в темно-синих плавках. Тут же сел на стул и забросил ногу за ногу.
Тамара придирчиво осмотрела его тело;
— Ну вот, швы у тебя уже в полном порядке. Видишь, как я красиво зашивала, почти следов не оста лось, — она ногтем провела по розовому валику шва. — А вот это какие-то старые грехи, — засмеялась она, проводя подушечкой пальца по шву, сделанному после того, как Дорогин разбился на машине во время постановки трюка. — Однако и бурная же у тебя была жизнь! Давай, — она принялась расческой укладывать Дорогину волосы.
27 
