очень нудно 
119 
Машину занесло, опасно повело влево. Адреналин автоматически справился с заносом, даже не обратив на него внимания и не отвлекаясь от своих мыслей. Подумаешь, невидаль – занос на скорости сорок километров в час! А сто сорок не хотите? А на двухстах не пробовали? Адреналин пробовал, и ничего, не помер.
Адреналин снял с руля правую руку, запустил ее под куртку и сквозь тонкую ткань рубашки пощупал на груди свой талисман. Губы его дрогнули в невеселой усмешке. Да, что и говорить, задним умом все крепки. А те, кто заправляет московскими лохотронами, кажется, поняли все намного раньше, чем сам Адреналин. Недаром же они охотятся на него, как на бешеного пса! Чуют, наверное, настоящую опасность и спешат ликвидировать ее в зародыше. Поздно, господа! Теперь разговор у нас с вами пойдет совсем другой. Месячишко передохнете, успокоитесь, у нас тем временем появятся новые люди, и тогда вам крышка. Взять хоть того омоновца, лейтенанта Леху с рынка. Он ведь тоже народ, и если ему глазенки его заплывшие продрать, если вложить в его заросшую мускулами бритую башку настоящую идею, он же все вдребезги разнесет!
Адреналин решил, что так он и поступит: оставит нынешний Клуб Зимину – пускай тешится, пускай хоть членские взносы собирает со своего бомонда, – а сам он уйдет в сторону и на пустом месте создаст новый Клуб, совсем другой, настоящий. Часть нынешних клубменов, наверное, присоединится к нему, и это будет хорошо: когда есть костяк, обрастить его мясом – дело плевое. Хватит, хватит играть в детские игры! Пора браться за дело всерьез, по-настоящему...
Дорога отняла у него сорок минут, хоть и было ее, той дороги, всего ничего. Адреналин загнал машину во двор через то место, где когда-то, наверное, стояли ворота, заглушил движок и вошел в дом.
Потрескавшийся закопченный бок русской печки еще хранил слабое тепло, но в доме стояла адская холодина. Из многочисленных щелей тянуло ледяными сквозняками, на подслеповатых оконцах наросли толстые грязные наледи, и вода в жестяном ведре на лавке промерзла до самого дна, превратившись в сплошной усеченный конус мутного, непрозрачного льда. Адреналин поскреб в затылке и отправился во двор – доламывать остатки гнилого забора.
Забора и так почти не осталось, и Адреналин понял, что до весны на этом топливе он точно не дотянет. Впрочем, ему на это было начхать, поскольку в запасе имелся еще сарай, хлев, лавки, парочка столов и полы в доме – словом, масса ненужных ему вещей, которыми можно было кормить ненасытную русскую печку в течение довольно продолжительного времени.
Он вдруг почувствовал, что смертельно устал от бесконечного холода, печной гари, гнилых обледеневших щепок, от этой унизительной необходимости бегать по нужде в щелястый, покосившийся, вонючий сортир, в котором, кажется, даже холоднее, чем на улице. Скорей бы весна! И чтобы дождь, и первая зелень, и тепло... Весна! Весной все будет по-другому – и погода, и Клуб, и все на свете.
Вскоре в закопченной печной утробе уже потрескивало и шипело ленивое дымное пламя. Полуразвалившаяся, заросшая сажей труба почти не тянула, дым валом валил в дом, разъедая глаза и вызывая мучительный кашель. Открытая настежь форточка не помогала, а открывать дверь Адреналин медлил. Знал, что открыть все равно придется, но медлил, потому что какой же смысл жечь дрова?
Лед в ведре таять не спешил. Адреналин сбегал во двор, набил снегом закопченную кастрюлю с отбитой эмалью и сунул ее в печку, поближе к огню. В печке зашипело, снег сразу пошел оседать, темнеть, таять, и вскоре в кастрюле его не осталось совсем. Теперь кастрюля была примерно на треть наполнена желтоватой водой, в которой плавали черные крупинки сажи. Адреналин прихватил ручку кастрюли тряпкой, чтобы не обжечься, подтащил кастрюлю поближе к себе и бросил в талую воду три горсти макарон. Сыпанул на глаз соли, подумал, добавил еще, понял, что переборщил, накрыл кастрюлю мятой алюминиевой крышкой, затолкал ее поглубже в печку, в самый огонь, и, пригибаясь в дыму, опрометью кинулся на улицу – нюхать кислород.
Кулинаром он был даже худшим, чем автослесарем, но есть-то что-то надо! А что именно есть и в каких количествах, ему, по большому счету, было безразлично.
На улице было холодно и по-прежнему мело, зато воздух был чистый, морозный, сладкий – не то что в городе. Адреналин немного постоял на шатком гнилом крыльце, вдыхая этот воздух, а потом снова закурил – больше по привычке, чем из-за недостатка в организме никотина и смол. Дверь в сени он закрывать не стал, и из нее лениво выползали, растворяясь в ночи, серые клубы дыма. Адреналин знал, что, когда сырые дрова разгорятся по-настоящему и дымоход прогреется, дыма станет меньше. Тогда дверь можно будет закрыть, и температура в доме мало-помалу поднимется до плюсовой – увы, ненадолго. Впрочем, если забраться на лежанку, на печь, до утра дотянуть можно, да и бутылка водочки у него была припасена.
119 
