очень нудно 
47 
– Естественно, – сонно ответил тип.
– И для него тоже! – строго предупредил Мирон, кивая в сторону Юрия.
– Хорошо, – сказал тип и удалился в сторону кухни.
Они уселись за столик в углу, поближе к окну и к радиатору парового отопления, и закурили в ожидании еды.
– А что это еще за заморочки насчет здоровой пищи? – задал Юрий мучивший его вопрос. – Ты учти, я заодно с тобой в вегетарианцы записываться не намерен!
– Да какое вегетарианство! – весело отмахнулся Мирон. – Что я, с ума сошел – травой питаться? Помнишь, как в детстве по-французски разговаривали: баран жеваль травю-у-у...
– Макар теля пасе, – с тем же французским прононсом, картавя, в тон Мирону подхватил Юрий. – Теля траву жюйе. Помню, как же. Надо же, как всякая чепуха распространяется и как долго она живет! Где ты учился, а где я... Так как тогда понимать твои слова насчет здоровой пищи?
Тип в бабочке, сонно волоча ноги, появился из кухни, неся в каждой руке по литровому бокалу пенистого пива. Макар сделал Юрию какой-то знак одними глазами, дождался, пока тип поставит пиво на стол, поблагодарил и, когда тип снова удалился, с удовольствием сказал, глядя ему вслед:
– Чудо, что за парень! Большой шутник и выдумщик. Обожает плевать в супы, сморкаться в соусы и вообще вносить разнообразие в меню. А видел бы ты, что он делает с пивом! Ну, впрочем, об этом-то как раз нетрудно догадаться.
Юрий, уже успевший с наслаждением присосаться к своему бокалу, поперхнулся и закашлялся. Мирон участливо постучал его по спине и сказал:
– Успокойся, успокойся. Я ведь предупредил его, что ты – мой гость и вообще свой человек. Можешь пить и есть совершенно спокойно.
И подал пример, сделав несколько жадных глотков из бокала.
Юрий с трудом перевел дух.
– Ты это серьезно? – спросил он.
Мирон кивнул, продолжая посасывать пиво.
– И ему это сходит с рук?
Мирон поставил бокал.
– А что тут такого? Почему бы и нет? Кто ему запретит – ты? Иди, попробуй. Только учти, тебя ждет большой сюрприз. Этот парень кладет меня одной левой, так что и тебе, я думаю, мало не покажется. И потом, что, собственно, ты ему скажешь? Ведь в твое-то пиво он не мочился! Ах, да, я и забыл, ты ведь у нас альтруист! Ну и что? Ты что, видел, как он фаршировал чьи-нибудь котлеты тараканами? Не видел. А что я тебе сказал, так это не считается. Кто же верит журналистам? И вообще, этим многие грешат. Такой, знаешь ли, своеобразный протест против скотского существования.
Юрий задумчиво почесал бровь. Он никогда не был силен в казуистических спорах; с его точки зрения логика Мирона казалась чудовищной, но все равно это была логика, и изъяна в ней Юрий не видел.
– Не знаю, – нерешительно сказал он. – Звучит логично, но...
– Ха! – воскликнул Мирон и отхлебнул пива, пролив часть на дубленку. – Конечно, логично! Но тебя от этой логики, как я погляжу, воротит. Душа не принимает, да? Это потому, дружок, что логика – просто инструмент, а не идол какой-нибудь. Важна не логика, важна исходная предпосылка. У тебя какая предпосылка? Все люди – братья, жить надо на благо общества, заботиться в первую очередь о дальнем, во вторую – о ближнем, а о себе заботиться и вовсе не надо, потому что это мелко, некрасиво и вообще мещанство махровое. В общем, сам погибай, а товарища выручай, а если выручать некого, погибай просто так, за какую-нибудь идею. Этакая, знаешь ли, дикая смесь догм раннего христианства и морального кодекса строителя коммунизма, который, между прочим, почти целиком списан с заповедей Христовых. Вот какие у тебя предпосылки, Юрий Алексеевич! Самого-то тебя от них с души не воротит? Чего ты добился, настоящий человек? Про деньги я не говорю, деньги – грязь, я про другое тебе толкую. Счастлив ты? Здоров? Доволен своей жизнью истинного борца? Много пользы принес своему обожаемому обществу? Да общество твое плевать на тебя хотело, потому что нет никакого абстрактного общества, из людей оно состоит, общество твое, а людям, каждому в отдельности, на все и на всех наплевать, кроме себя, любимого. Ведь по-твоему получается как? Тянет тебя с детства, скажем, рисовать, или на скрипке пиликать, или стишки в тетрадку писать, а ты говоришь: ни хрена, я пойду канавы рыть, потому что это труд тяжелый, грязный и непрестижный да вдобавок еще и нужный обществу. Вот я туда и пойду, как патриот, альтруист и настоящий человек! Ура, блин! А канавы толком рыть ты не умеешь, потому что от природы ты артист, или художник, или ученый какой-нибудь, и обществу от тебя никакого толку, и тебе никакой радости, потому что душа болит, на музыкальных пальцах мозоли сантиметровой толщины, а другие землекопы над тобой потешаются: эй, интеллигенция, лопату не за тот конец взял! И всю жизнь ты в поту, в соплях и скрежете зубовном учишься рыть эти свои сраные канавы, и так до самой смерти и не научишься, потому что великий человек в тебе, конечно, помер, но все равно мешает, под ногами путается. Плыви по течению! Плыть по течению – это вовсе не значит бежать туда же, куда и все стадо. Внешнее течение значения не имеет, следи за внутренним. К чему у тебя душа лежит, то и делай. Хочешь – пой, хочешь – лапти плети, а хочешь – морды бей или, вот как этот, в тарелки плюй.
47 
