очень нудно 
52 
Он убрал шокер в карман, шагнул в кабину и вынул из другого кармана перочинный нож с коротким, но очень острым лезвием.
Двери лифта сомкнулись с негромким лязгом, и кабина тронулась вверх прямиком в рай.
* * *
Возле самого дома его внезапно окликнули и, светя прямо в лицо мощным карманным фонарем, потребовали предъявить документы. Сказано это было тем особенным тоном, каким часто разговаривают с добропорядочными гражданами низшие милицейские чины — этакая натужная, через силу, предписанная уставом, неумелая и непривычная вежливость, готовая в любой момент уступить место начальственному окрику и обыкновенному хамству, столь милому сердцу не обремененного излишним воспитанием русского человека.
Он был вынужден сунуть под мышку свою тяжелую трость и, прикрывая лицо ладонью от режущего света, свободной рукой вынул из внутреннего кармана и протянул человеку с фонарем свой паспорт.
Слепящий круг света немного сместился, осветив паспорт, и теперь стали видны светлые пуговицы и нашивки, смутно маячившие позади фонаря. Милиционер быстро перелистал паспорт, вглядываясь в записи и печати. Второй сопел в темноте рядом, переступая с ноги на ногу и тихо позвякивая амуницией.
— Козинцев Ярослав Велемирович, — сказал сержант, не торопясь возвращать паспорт. — Куда путь держите?
— Мой паспорт у вас в руках, — с издевательской вежливостью ответил Козинцев. Он безумно устал от людей в погонах и не видел никакой необходимости церемониться с этим плечистым сопляком из глубинки, возомнившим себя полновластным представителем Великого и Ужасного Закона. Там указан мой домашний адрес. Мой дом находится прямо у вас за спиной, и, если вы позволите мне пройти, я буду в своей квартире буквально через пару минут.
Сержант ничуть не смутился.
— Поздновато гуляете, — заметил он, снова принимаясь листать паспорт. — Или вы по делу?
— Да нет, — спокойно отозвался Козинцев, — какие могут быть дела в такое время?
— Вот и я говорю: какие? — гнул свое подозрительный сержант.
— Да никаких. Я действительно гуляю. Люблю, знаете ли, перед сном подышать свежим воздухом. И, насколько мне известно, у нас за это не сажают.
— За это — нет, не сажают, — многообещающе произнес сержант. Сожалею, но мы должны вас осмотреть.
— Смотрите, — благодушно позволил Козинцев и предупредительно повернулся в профиль.
— Гм, — сказал сержант. — Ваши карманы…
— Ага, — неизвестно чему обрадовался Козинцев. — Так бы и сказали: обыскать. А то пудрите мозги… Я слышал, что для обыска необходим ордер…
— Обыск и осмотр — разные вещи, — невозмутимо парировал сержант. Покажите, что у вас в карманах.
— Прошу вас.
Козинцев отдал свою трость второму милиционеру и вынул из карманов пачку сигарет, зажигалку, бумажник и связку ключей с увесистым затейливым брелоком. После этого он жестом делающего зарядку дошкольника вскинул руки вверх, давая милиционерам возможность себя обыскать, что и было сделано со всей возможной тщательностью.
— Чисто, — с ноткой разочарования в голосе сказал сержант, возвращая Козинцеву содержимое его карманов.
Второй милиционер подергал ручку трости, словно рассчитывая обнаружить спрятанный внутри клинок, и отдал трость хозяину.
— Я могу идти? — с ледяной вежливостью осведомился Козинцев.
— Да, — утратив к нему всякий интерес, сказал сержант. — Можете… пока. И я бы советовал вам пока что воздержаться от ночных прогулок.
Козинцев, который уже успел удалиться метра на три, внезапно остановился и обернулся, всем телом опираясь на трость.
— У меня тоже есть для вас совет, — сказал он. — В следующий раз не забудьте проверить мои зубы: а вдруг там застрял кусок человеческого мяса?
С этими словами он повернулся к патрульным спиной и, хромая, двинулся в сторону освещенного ртутной лампой подъезда.
— Козел, — пробормотал сержант, когда Козинцев удалился на приличное расстояние.
— Думаешь, это все-таки он? — спросил его напарник, глядя вслед удаляющемуся Козинцеву.
— Все так думают, — с ненавистью процедил сквозь зубы сержант. — А доказать никто ничего не может. Хитрый, падло, как хорек. Помню, у нас в деревне повадился один хорь курей душить. Чего мы только не делали! И ловушки ставили, и мясо отравленное разбрасывали, а ему хоть бы хны. Мясом тем батин кобель насмерть отравился, кошке крысоловкой лапу перебило… Батя прямо озверел. Ночей пять в курятнике с ружьем просидел, а потом все-таки подкараулил этого сучонка… Как дал картечью из обоих стволов только мокрое место осталось. Так и этот гад — походит, покуражится, а потом все равно попадется.
52 
