118 
При этих его словах с крыльца постоялого двора долетел некий возмущенный писк, означавший, по всей видимости, несогласие с подобным обвинением. Шелепов всем корпусом развернулся в ту сторону, грозно нахмурив брови, и на крыльце наступила испуганная тишина.
— Мало того, — продолжал поручик, болезненно улыбаясь, — нынче утром, когда я поднялся наконец на ноги и собрался продолжить путь, хозяин, эта лысая каналья, выставил мне чудовищный счет, как будто я провел эту неделю в лучшей петербургской гостинице. А когда я сказал, что мне нечем платить — что, по моему разумению, вовсе не было для него новостью, — он вознамерился взять в уплату мою лошадь. Проклятье! Клянусь, господин полковник, я не привык мелочиться и считать деньги, но это переходит всяческие границы! К тому же я тороплюсь, а как, скажите на милость, могу я торопиться, не имея лошади?
Последний вопрос прозвучал скорее как вопль отчаянья. Полковник подумал, что гусар, видно, и впрямь очень спешит, коли собрался ехать верхом, едва держась на ногах. Но этот вопрос он решил отложить на более удобное время; пока что у него имелись иные, более насущные дела.
Полковник развернулся на сто восемьдесят градусов и, уперев огромные кулаки в бока, слегка подавшись туловищем вперед, двинулся в сторону крыльца, где при виде этого маневра произошло легкое замешательство.
— Оч-чень мило, — сказал полковник тихим, вкрадчивым голосом, напугавшим хозяина и его сыновей пуще любого крика. — Оч-чень замечательно! Значит, вы, канальи, соскучились сидеть на одном месте и обирать путников? Вас, значит, потянуло в иные места? Говорят, в Сибири весьма красиво. Сам я в тех краях не бывал, а вот вам сего путешествия, я вижу, не миновать. Каторжники!!! — взревел он вдруг голосом, от которого, казалось, шевельнулась солома на крыше. — Подлецы! Воры! Какая низость — напасть на офицера, дворянина, на защитника Отечества, героя, не щадившего живота своего, в то время как вы, негодяи, отсиживались по норам! К черту Сибирь! Я немедля, сию же секунду самолично изрублю вас в капусту, ежели вы, подлецы, не вернете господину офицеру его имущество до последней копейки и не станете униженно молить его о прощении! Кучер! Немедля закладывай экипаж! Нужно гнать в Смоленск, дабы оттуда прислали воинскую команду. Я сам стану командовать и не успокоюсь, пока от этого клопиного гнезда не останется ровное место! Раскатать по бревнышку! Повесить! Расстрелять! Всех, — добавил он обыкновенным голосом, и толпа зрителей в мгновение ока рассеялась.
Через четверть часа дело было окончательно улажено. Экипаж полковника был заложен, багаж увязан; оседланная лошадь поручика стояла здесь же, перебирая тонкими длинными ногами. Лошадь была хороша; стоимость этого чистокровного животного, судя по всему, приближалась к стоимости заведения, хозяин коего по глупости вздумал было его присвоить. Кошелек поручика, с виду довольно увесистый, также отыскался: по утверждению хозяина, он просто завалился за тумбочку, что и послужило причиной того, что плешивый проходимец именовал «недоразумением».
— Недоразумение, как же, — бормотал полковник, все еще клокоча, как стоящий на краю горячей плиты чайник. — Вздернуть бы тебя за это недоразумение, да недосуг возиться — спешу. Однако, поручик, — обратился он к своему новому знакомому, — не кажется ли вам, что вы еще чересчур слабы, чтобы держаться в седле? Того и гляди, свалитесь где-нибудь в поле. В моем экипаже довольно места для двоих, чтобы с удобствами добраться хотя бы до Смоленска. Вам это будет полезнее, чем скачка под дождем, да и мне, старику, компания не помешает. Поверите ли, от самой Варшавы не имел приятного собеседника!
Поручик с благодарностью принял приглашение, и вскоре экипаж полковника Шелепова покинул постоялый двор. Лошадь поручика бежала следом, привязанная поводьями к багажному сундуку. В экипаже велась неторопливая дорожная беседа; правда, говорил, в основном, полковник, ибо спутник его оказался не только слаб после ранения, но еще и весьма неразговорчив. Впрочем, полковник нуждался не столько в собеседнике, сколько в слушателе, а слушателем поручик оказался отменным.
Коляска двигалась по раскисшей дороге с медлительностью, выводившей полковника из душевного равновесия, и он благодарил небеса за то, что они хотя бы в конце путешествия послали ему спутника, помогавшего скрасить самый мучительный этап пути. Поручик, к слову, тоже проявлял некоторые признаки нетерпения, и, когда впереди показалась переправа через Днепр, за которой на возвышении виднелись чудом уцелевшие стены и башни смоленского кремля, лицо его изобразило самую горячую радость.
118 
