Особенно,... 
49 
Примерно на середине аллеи она обратила внимание на одно привлекательное надгробье в югендштиле: беломраморный барельеф женской фигуры, летящей в облаках и звездах, на черной плите Лабрадора. Ангел смерти или ангел-хранитель? Или некая таинственная «вестница смерти»? В левой руке мраморная «вестница» держала звезду и, склонясь над могилой, готовилась ее уронить. Лицо ее было так тонко, так прелестно, печально и невинно, что Апраксина замедлила шаг, чтобы подольше любоваться ею. С грустью вспомнила она лицо Натальи Каменевой на посмертной фотографии, уловив едва заметное сходство его с ликом мраморной девушки. Как это печально — умереть на чужбине и быть похороненной в земле, так и не ставшей по-настоящему своей… Вот она хотя бы знает, что будет лежать на русском кладбище в Висбадене, на горе Нероберг, под сенью Свято-Елизаветинского православного храма — русская косточка среди русских костей. Да и хоронят на русских кладбищах навечно. А бедной Наталье Каменевой назначено лежать в земле, полной праха чуждых ей немцев, и хоронят в Германии на ограниченный арендной платой срок, обычно от семи до пятнадцати лет, реже до двадцати и уж в совсем редких случаях до тридцати. И будут шуметь над рабой Божьей Натальей деревья, названия которых она не успела выучить, и не будет она понимать их иноязычного шелеста. Апраксина отвела глаза от печального ангела-вестника и пошла к аркаде, разделявшей кладбище на две части.
Под крышей аркады, уютно устроившись в закутке между надгробьями, коротали пасмурный день несколько бродяг-пэннеров: двое перебрасывались картишками над бутылкой вина, некто спал в ярко-голубом туристическом спальнике, а молодой человек в очках читал толстую книгу, привалившись спиной к надгробию в готическом стиле. Была среди бродяг и женщина, старуха примерно возраста Апраксиной: она сидела закутавшись в рыжее верблюжье одеяло, а возле нее стояло несколько туго набитых пластиковых мешков, похоже, со всем ее имуществом. Старуха курила, задумчиво глядя в глубину темной аллеи. Апраксина вздохнула, подумав, что в привольной и в общем-то беззаботной жизни бродяг для женщин, однако же, есть свои специфические неудобства; вспомнив кой-какие эпизоды их жизни с тетушкой во время войны, она решила, что сейчас ей, пожалуй, нелегко было бы обойтись без ванны и душа и снова спать не раздеваясь. А все же эта старая женщина предпочитает вольную жизнь порядку и скромной обеспеченности старческого приюта. Ну что ж, вольному — воля…
Графиня миновала аркаду, прошла до конца центральной аллеи и вышла на улицу Капуцинов через северные ворота. Она остановилась и огляделась. «Рядом с кладбищем, дом 33», — сказала ей по телефону Юрикова. Справа и слева от ворот шла высокая кирпичная стена кладбища, напротив, через дорогу располагался монастырь капуцинов; и вправо и влево до ближайших домов идти было метров триста. В какой стороне находится дом № 33, угадать было невозможно при всем желании, а спросить было некого: снова начал накрапывать дождь, и на улице не было ни души. Она решила пойти влево.
Сразу за кладбищенской стеной был проулок, а за ним начинались дома. Издали вглядываясь в них, Апраксина попыталась угадать, в каком из них может жить пока столь мало известная ей Анна Юрикова? Хорошо было князю Мышкину угадывать дом Рогожина — он успел уже познакомиться с купцом и побеседовать, увидеть его во всем развороте его мрачного и бешеного сердца. Князь издали угадал рогожинский дом по сходству его с характером хозяина и не ошибся. Об этом угадывании Апраксиной напомнило совпадение нумерации: там — Гороховая, 33, здесь — улица Капуцинов, 33. От мрачного соседства, а не только от настоящей причины визита у нее эти мысли — Рогожин, князь Мышкин, страшная смерть Настасьи Филипповны… И все же она попыталась предположить, что таинственная подруга художника Каменева могла бы жить, скажем, вот в том высоком угловом доме, которым начиналась линия домов, отделенная от кладбища зеленым переулком. Старой благородной постройки дом с высоким фронтоном и двумя башенками наверху. По всему фасаду — большие окна с частыми переплетами, к которым графиня питала слабость. Миновав кладбище, Апраксина обнаружила: то, что она издали приняла за проулок, на самом деле им не было. Между заинтриговавшим ее домом и кирпичной оградой кладбища, завернувшей влево, тянулось русло бывшего канала — заросший старыми деревьями и кустарником ров. Понизу, в зеленом сумраке, шла утоптанная земляная дорожка и даже стояли скамейки: уютное местечко для элегических размышлений о бренности жизни. Апраксина оглядела еще раз фасад углового дома и попыталась представить себе, какой вид открывается из его верхних окон на кладбище. Впрочем, для настоящего мюнхенца Старое Южное кладбище — всего лишь пантеон знаменитых горожан и довольно изысканное место для променада. Она прошла мимо рва и подошла к самому дому. Первый этаж скошенного угла занимал магазин деревянной игрушки и детской мебели: в двух небольших витринах были расставлены добротно сделанные столики со стульчиками из светлого дерева, между ними и на них лежали и стояли кубики, деревянные поезда, лошадки, кукольная мебель. А на улице перед входом почему-то мокла на дожде одинокая лошадка под красным бархатным седлом с наивным мочальным хвостом — точная копия традиционной старинной баварской игрушки. Апраксина сочувственно улыбнулась промокшей лошадке и пошла дальше.
49 
