очень нудно 
48 
– Дело не в том, можно или нет, – возразила Валентина, – за столом не поговоришь, приходится сидеть и корчить скорбную мину. А в холле на мягких диванах можно расслабиться. Большой печали, как вы понимаете, я не испытываю, да и вы, по-моему, тоже.
– Почему же тогда приехали?
– Наверное, по той же причине, что и вы, – улыбнулась Валентина, поднимаясь из-за стола.
Глебу ничего не оставалось, как присоединиться к ней и взять ее под руку. Со стороны смотрелись они прекрасно: достойная пара – сильный, уверенный в себе мужчина и красивая женщина.
Валентина держалась непринужденно. У нее была манера – со всеми мужчинами, вне зависимости от времени знакомства, вести себя раскованно, будто они знают друг друга целую вечность.
В просторном холле, куда обычных посетителей не пускали, Глеб и Валентина удобно расположились на небольшом кожаном диванчике, как раз на двоих человек. Перед ними на блестящей треноге стояла глубокая пепельница из нержавеющей стали, над которой тонкой струйкой вился дымок от незагашенного окурка. В противоположном углу холла на таком же диване сидели двое мужчин, перед ними спиной к Валентине и Глебу стоял третий. Мужчины тихо, практически шепотом, беседовали. Стоявший обернулся, лишь только заметил присутствие посторонних, но тут же понял, что вновь появившуюся парочку их разговор не интересует, слишком уж они поглощены друг другом, так что вполне можно продолжать беседу, не предназначенную для посторонних ушей.
– У вас хорошие манеры, – щебетала Валентина. – Я люблю людей, которые берут вилку в левую, а нож в правую руку, совершенно не задумываясь, потому что большинство из тех, что сегодня собрались за столом, сначала подумают, а уж потом возьмут правильно. У них хорошие манеры не отработаны до автоматизма, это нужно прививать с детства. Вот их дети, может, и станут нормальными людьми, а они сами…
Сиверов слушал ее вполуха. Постепенно слова Валентины превратились для него в звуковой фон, как шум дождя или пение птиц. Глеб обладал очень острым слухом и мог разобрать разговор на солидном расстоянии, мог, например, уловить, о чем говорят люди, идущие впереди него, в толпе, на расстоянии пяти метров. Но сейчас даже острый слух Глеба оказался бессилен. Пришлось читать по губам беседующих мужчин, хотя губ одного из них – того, что стоял спиной, Сиверов не видел, но отдельные выхваченные на слух слова подтверждали, что он читает движения губ правильно. Возможно, Глеб и не стал бы прислушиваться к чужому разговору, но очень уж странным было несоответствие между выражением лиц и тем, о чем говорили мужчины.
– ..я Олега предупреждал, что с нами так нельзя, а он не поверил, посчитал, что сильнее… – легкая, как тень, улыбка появилась на губах лысоватого мужчины с оттопыренными ушами. Взгляд у него был холодный, как у змеи, и в то же время острый, готовый в любой момент впиться в жертву, словно змеиное жало.
– Да, не послушался Олег, крутым себя считал, мы ему уже не ровня. С Евдокимом Емельяновичем себя сравнивал. А он не любит, когда его с кем-то сравнивают, несравнимый наш.
При этих словах стоявший резко обернулся, словно испугавшись, что кто-то услышит. Глеб, чтобы скрыть свой интерес, невпопад произнес, обращаясь к Валентине:
– Да, и я так думаю.
– О чем думаете, Федор? – удивилась она, поскольку перед этим говорила о превратностях питерской погоды, еще более непредсказуемой, чем московская.
Предупреждая дальнейшие вопросы, которые могли усугубить ситуацию, Глеб несильно сжал Валентине пальцы. Она оценила этот жест по-своему и принялась говорить еще более возбужденно, даже не сделав попытки вырвать руку.
– Так вот, я никак не могла решить, в шубе мне ехать или в пальто…
Но Сиверов уже вновь переключился на заинтересовавший его разговор в противоположном углу холла. Делая вид, что смотрит в окно, боковым зрением следил за губами говорившего. Чтобы так натренировать боковое зрение, Глебу понадобилось много времени, но за последние годы это умение пригождалось ему не раз, так что месяцы тренировок оказались не напрасными.
– ..давай не будем про Олега, Григорий Германович. Как-никак, поминки. И потом, сначала он все-таки был с нами, а смерть – это святое.
– Ты еще перекрестись, сходи в церковь, свечу поставь.
– А что, схожу. За полковника-аналитика поставил свечку и ничего, Бог молнией меня не поразил. Уже сколько времени прошло, а дело зависло и, скорее всего, безнадежно, – все трое сухо рассмеялись.
48 
