29 
есть, когда и нет. Но в колхозе и вовсе не платят. В городе на работу не устроишься, разве что за тыщу рублей, как мы с Татьяной. Да нам хватает. Тыща да тыща - равно две да две пенсии. На селе нас богатеями кличут. Пойдем, у меня там, . в баньке, заначка.
В баньке было не слишком-то тепло, но уж лучше, чем на улице. Правда, темно, окошко махонькое; Включив свет, Федор достал из-под полы полбуханки хлеба и нарезанное сало в тряпице. Аппетитно запахло чесночком. Воровато оглянувшись на слепенькое окошко, Федор полез за печь. Достал бутылку, до половины наполненную мутной белесой жидкостью, два граненых стакана.
- Давай, Сан Саныч. Помянем.
- Нет, не могу, - покачал головой Завьялов. - Я лучше покурю.
Федор не стал упрашивать. Налил себе, выпил, потом стал жадно закусывать. Причмокивая,
сказал:
- Знатное сало. Кабанчика к ноябрьским закололи, мясо на рынок свезли, крышу покрыли. Да и себе кой-чего осталось. Сало вот. Сам солил. Ты давай, Сан Саныч, покушай.
- Да, спасибо.
Он затушил сигарету, положил на хлеб два кусочка розового сала и накинулся на бутерброд. Уж больно аппетитно пахло!
- Я чего приехал, Федор, - сказал, прожевав, -жену мою убили. Говорят, ты первым ее нашел.
- Брешут! - уверенно сказал сторож. - Не я. Михал Сергеич.
- Дежурный врач?
- Да.
- Но ты видел тело? То есть был в кабинете до приезда милиции?
- Был, - нехотя кивнул Федор и налил себе еще самогона. — Ну, будем.
Когда сторож выпил, Завьялов осторожно спросил:
- А следователь Горанин до тебя побывал в кабинете или после?
- Не. Я потом. В понятые меня определили. Горанин-то мигом прилетел; а до того в кабинет старшой, Михал Сергеич, никого не впускал.
- Понятно. Скажи, а тот человек, которого ты видел. Какой он?
- Так я ж следователю все сказал! Высокий, в черной куртке. Боле ничего не помню.
Завьялов поднялся и почти уперся в невысокий потолок баньки. Спросил:
- Вот я, по-твоему,, какой?
- Ты? Знамо высокий.
- Меж тем мой рост - метр семьдесят семь. Можно сказать, средний. А следователь Горанин, он какой?
- Ну-у-у! Сказал! Высоченный!
- Правильно, метр девяносто два. Значит, между высоким и высоченным есть разница? Я просто высокий, а Горанин высоченный. Тот человек, он какой был? Как я или как Горанин?
Федор задумался. Потом промямлил:
- Должно, как ты. Понимаешь, Сан Саныч, темно было. И холод собачий. Задремал я. Выпил немного и задремал. На диванчике своем. Ну чего мне на улице делать, сам посуди? Слышу голоса.
- Какие голоса?
- Женский и мужской. Ну, думаю, Маша дежурит. Ты ведь к ней ходишь по ночам. Я уж привык. Как Маша дежурит, жди гостя.
- Но я ведь ходил к ней не каждую ночь! - с отчаянием сказал Александр. — А последнее время совсем не ходил!
- Да... А я почему-то на тебя подумал. — Пробормотал Федор. - Хотя постой... Тот парень, он тоже того... Тихий. И голос у него ласковый.
- Какой парень? - хрипло спросил Завьялов.
- Лежал у нас один. Месяца два назад. Так они, бывало, ночами: «Бу, бу, бу. Бу, бу, бу».
- Разговаривали? С Машей? - Он невольно подался вперед.
- Ну да, - кивнул Федор и потянулся к бутылке. - Еще, что ль, выпить? А, выпью! Вечером найдет моя, да и пропадет добро.
- Что это был за парень? - спросил Завьялов, глядя, как Федор выливает остатки мутной жидкости в стакан.
- Высокий, на лицо приятный. Парень как парень, - сказал сторож, допив самогон.
- С Фабрики?
- А я почем знаю?
Вспомнил, что сам Федор не фабричный, из села. А.тот вдруг разговорился:
- У нас в больнице чего только не случается. Сам посуди, чего ж им еще делать? Вот и крутят романы. Как сериал пройдет, так и начинают шептаться. Даром что руки-ноги переломаны. А у кого и голова перебинтована. Да ты сам знаешь, лежал. Кто и женится потом. Всякое бывает.
- А ночью? Ночью они ходят?
- Кто? — тупо спросил сторож.
- Больные.
- А я за ними не слежу. Кто не может, тот не ходит.
- Последнее время кто крутил роман?
- Да вроде Лешка Митрофанов из шестой палаты, мальчишка еще сопливый, да Роза. Та замужем. А что им мужья? Болезнь, она, как война, все спишет. Как из нее вышел, так и очистился. Конечно, оно только промеж выздоравливающих можно. У кого болит, тому не до любви. Да и ходячие, они не шибко бойкие. Все разговоры разговаривают. К чему мешать? Скучно им, понимать надо. А до дела и не доходит. У нас в больнице как? Молодые к молодым, а старухи промеж собой шушукаются. Лешка-то выписался небось. Пора.
29 
