107 
– А мы всунем пузырь в электрочайник, вот и нагреется.
– Хватит тебе шутить, Глеб Петрович, – генерал налил рюмки и проворчал:
– Ну, бери, что ты меня, старика, волноваться и нервничать заставляешь? Первая рюмка – как на выданье девка, ждать не любит.
Глеб поднял рюмку, чокнулся с генералом.
– За тебя, конечно же, Глеб Петрович. Без твоего участия сидели бы мы сейчас в дерьме.
Помощник генерала принес кофе, тонко нарезанный лимон, шоколад и бутерброды.
– Ну вот, чем богаты, не обессудь, Глеб, – виновато вздохнул Потапчук.
– Пустое, Федор Филиппович, я, в общем-то, человек неприхотливый.
– Знаю, знаю. Но не скромничай. Давай по второй.
Человек должен стоять на двух ногах.
– Откуда это у вас, Федор Филиппович?
– Коньяк откуда?
– Нет, эти всякие присказки.
– А, эти? Понравились? Убеждают. Еще никто после них выпить не отказался. Это мой отец так говорил.
Он, Глеб Петрович, был школьным учителем и для двух, трех и четырех рюмок придумал прекрасные присказки. А дальше не смог.
– Как это не смог?
– А вот чтобы заставить приятеля выпить пятую рюмку и как-то это обыграть словесно, такого я от него ни разу не слышал.
Вопрос напрашивался сам собой.
– Он что же?.. – Сиверов не договорил, боясь обидеть генерала.
– Хочешь сказать, к пятой рюмке лицом в тарелку падал? Нет, больше четырех не пил, меру знал батюшка.
– А что он говорил о четвертой?
– О четвертой? – генерал хитро улыбнулся. – Вот когда дойдем, тогда и скажу.
– Тогда я вам, Федор Филиппович, скажу о пятой.
Сразу, не дожидаясь.
– Скажи!
– Пятая рюмка все равно что пятое колесо: только мешает.
На столе генерала затрезвонил один из телефонов, но Федор Филиппович не сразу поднялся из кресла.
И может, не поднялся бы вовсе, если бы не вошел помощник.
– Федор Филиппович, Андрей Николаевич Решетов звонит, просит срочно взять трубку.
– Черт его подери! Все его люди бездельники, и сам он груши околачивает. А теперь, когда дело сделано, звонит, к чужой славе примазывается…
Под это бухтение генерал Потапчук все же подошел к телефону и взял трубку.
– Слушаю тебя, Андрей Николаевич.
– Спасибо, спасибо, выручил. Правда, дело у нас с тобой, Федор Филиппович, общее, – явно довольным голосом сказал генерал Решетов.
И Потапчук почувствовал, что самое важное собеседник пока придерживает.
– Ну, чего ты тянешь, Андрей? Не томи, говори главную новость.
– Откуда знаешь о существовании главной новости?
– Я уже столько лет тебя знаю и столько лет в органах работаю, что мог бы кое-чему и научиться.
– Да, поднаторел ты, старый лис. Так вот, тебя приглашает в гости «главный нефтяник».
– Когда? – спросил сразу же посерьезневший Потапчук.
– Завтра вечером, в свой загородный дом. Ждет тебя, чтобы лично выразить благодарность. Я ему доложил. Правда, он удивился. Ведь те, кто сидел в зрительном зале, вообще ничего не заметили, а охрана ему, естественно, ничего докладывать не стала. Только назавтра сообщили.
– Спасибо за приглашение. Отказаться я, понятное дело, не могу.
– Я уже оформил все документы.
– Спасибо, Андрей Николаевич.
– А ты, наверное, сейчас, Федор Филиппович, победу празднуешь? Поди пьешь коньяк? Вытащил заначенную бутылочку из шкафа и пьешь себе потихонечку, сигаретку покуриваешь… – Решетов говорил так уверенно, что можно было подумать, будто он обладает даром ясновидения.
– Так оно и есть, – не стал отпираться Потапчук, – сижу с хорошим человеком, коньячком балуюсь.
– И я бы к тебе сейчас подскочил…
– Так в чем же дело?
– Дело в том, что мне кучу бумаг к завтрашнему утру написать надо.
– Тогда пиши. Контора пишет, дела идут.
– Вот-вот! Больше бумаги – чище задница. Не правда ли, Федор Филиппович?
– Правда, правда, хотя и не вся. Только это я тебя, Андрюша, этой пословице научил, сам же никакие бумаги писать не люблю.
– Я, что ли, люблю? Да и ты любишь не любишь, а пишешь.
– Ох, пишу…
– Ладно, до встречи. Всего тебе. Передавай привет супруге.
– И ты своей, – генерал положил трубку и повернулся к Сиверову. – Вот, благодарят за сделанную работу, еще и к награде представят. Хотя моей заслуги в этом, Глеб Петрович… – генерал сложил пальцы в кукиш.
Глеб махнул рукой.
– Если бы не вы, Федор Филиппович, то меня бы никто не уполномочил, не пустил бы по следу зверя.
107 
