Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
49 
– Если быть кратким, то, как мне сказал доктор Фишер, операция прошла очень успешно. Он сделал все, что мог, и дальнейшая беременность и роды, надо надеяться, будут благополучными.
– Спасибо, – Глеб пожал сухощавую ладонь доктора Хинкеля и подумал: «Вот у него типичная рука хирурга».
– Может быть, господин Каминский, вы желаете переговорить и с доктором Фишером? Тогда он вас ждет. Через час у него еще одна операция, а пока он свободен.
– Нет-нет, что вы, доктор Хинкель, я хотел бы увидеть супругу.
– Она выйдет из наркоза примерно через час, – доктор взглянул на свои золотые часы, затем несколько мгновений размышлял и, подойдя к рабочему столу, нажал на кнопку селекторной связи:
– Фройляйн Лауденбах, пожалуйста… – Тут же появилась девушка, которая выходила за Глебом в сад. – Фройляйн Лауденбах, проводите господина Каминского в послеоперационную палату.
Глеб на прощание со всей теплотой поблагодарил Клауса Хинкеля и направился за худощавой высокой блондинкой. Она провела Глеба в небольшую палату с огромным, во всю стену, окном, наполовину закрытым белой шторой. Ирина лежала на высокой кровати, ее лицо было безмятежно, густые ресницы едва заметно, но часто подрагивали.
Глеб взял стул и сел рядом с кроватью. Ему хотелось взять Ирину за руку и перебирать ее тонкие длинные пальцы. Но он не позволил себе этого сделать – на запястьях Ирины были закреплены тонкие пластиковые браслеты, от которых тянулись разноцветные провода. У изголовья кровати стояли приборы, их экраны, пересекаемые изогнутыми линиями, излучали зеленоватый свет. Глеб смотрел, как вздрагивает, вибрирует линия, бежит по экрану от одного края к другому…
Глеб впервые не слышал, а видел, как бьется сердце Ирины.
– Доктор Хинкель сказал мне, – обратился Глеб к фройляйн Лауденбах, – что она придет в себя через час.
Девушка кивнула, тряхнув белой челкой, торчащей из-под голубого берета.
– Да.
– Тогда я хотел бы съездить за цветами.
– Конечно, конечно, господин Каминский, я распоряжусь, чтобы вас, когда вы вернетесь, пропустили в палату.
– Спасибо.
Глеб поднялся, поставил на место стул и, уже спустившись на лифте, выйдя на улицу, почувствовал громадное облегчение.
– Ну, слава тебе. Господи.
Он, никогда раньше всерьез не относившийся к религии, произнес эту обыденную фразу настолько искренне, что сам удивился.
Его автомобиль был припаркован немного в стороне, на стоянке у входа в клинику места не оказалось.
Глеб открыл дверцу, забрался в машину и включил приемник, который работал в РМ-диапазоне. Щелкая клавишей, он стал перебирать станции, не зная, на какой остановиться – спокойной классической музыки ему никак не удавалось найти.
Наконец он выбрал радиостанцию, которая передавала выпуск последних новостей. О России прошло только одно сообщение, в котором диктор объявил, что последние части регулярной армии покидают Чечню и там намечаются президентские выборы.
«С этими выборами будет возни, – с досадой подумал Глеб, – наверняка больше, чем с выборами Президента России. Ведь там на высокий пост станут претендовать не меньше десяти человек, и наверное, все те, кого российские власти называла бандитами и террористами, тоже попытаются занять президентское кресло с тем хотя бы, чтобы на время выборов получить иммунитет кандидатской неприкосновенности».
Как профессионал, Глеб подумал, что если сейчас кому-нибудь в ФСК или ГРУ придет в голову застрелить Басаева или Радуева, то наверняка это поднимет огромный шум не только в России, а и во всем мире.
Все теле– и радиостанции, газеты и журналы стали бы кричать о том, что Россия убрала неугодного ей политика, нарушив тем самым все законы. А у чеченцев тогда появился бы удобный предлог ответить России такими же экстремистскими действиями. И опять началась бы заваруха, рассыпался бы в прах тот хрупкий мир, который с таким трудом удалось установить. Скорее всего, мир в Чечне никто особенно и не устанавливал, просто воюющие устали убивать друг друга. Нельзя же два года стрелять и стрелять, нажимать и нажимать на курок, не зная, во имя чего идет бойня!
Глеб подумал о чеченцах так, словно они жили где-то очень далеко, например, в Южной Америке или Африке, а совсем не в России, не на Кавказе, где Глеб раньше любил бывать. Ведя машину, он вспомнил о том, как путешествовал по Чечне.
«Что такое Чечня? Триста пятьдесят километров в длину, нет там больших деревень, как в России, а маленькие селения. И всего лишь, может быть, десятка два или три более-менее крупных населенных пунктов, которые с большой натяжкой назовешь городами. А сейчас все эти деревушки и городки известны во всем мире».
49 
