129 
– Знаю, ты меня не позовешь, – немного обиженно сказал Подберезский.
– Ну как же я без тебя? Мы же с тобой по жизни вместе, я тебе, Андрюха, можно сказать, жизнью обязан. Ты опять меня спас, вернул к жизни.
– Ты сам себя, Комбат, спас. Я здесь, по большому счету, ни при чем.
– Ладно, Андрюха, не болтай. Лучше свари-ка чайку, что-то давненько я не пил крепкого чая. И заварки не жалей.
Электрочайник вскипел почти мгновенно, и Подберезский принялся колдовать с заваркой.
– Да что ты возишься, мне прямо в чашку.
– Как в чашку?
– А то ты не знаешь, можно подумать, как я всегда пью.
Комбат насыпал себе две ложки заварки, залил их кипятком и сверху прикрыл блюдечком.
– Ну, я вижу, Иваныч, ты пошел на поправку. А если бы еще закурил и сто граммов взял на грудь, то совсем бы исправился.
– Всему свое время, Андрюха. Будет праздник и на нашей улице. Я возьму вечерком свою машину, а ты не переживай, в случае чего я тебе позвоню.
– Значит, мне надо быть здесь?
– Как хочешь. Я найду тебя по телефону, так что носи с собой, под подушкой не держи.
Комбату было скверно, но уже терпимо. Рублев понимал, самое тяжелое его ждет впереди, но, возможно, и самое приятное. Он отомстит своим врагам, поквитается с ними.
Но для начала надо узнать, где его держали и где сейчас Валерий Грязнов. Ведь вполне могло случиться, что Грязнова в России нет, что его и след простыл. И где те шахты, в которых его пичкали наркотиками?
«Доберусь, доберусь, – думал Комбат, – и тогда, суки, пощады не ждите!»
Глядя на Подберезского, Борис Рублев произнес, четко выговаривая каждую букву:
– Мне нужен пистолет с глушителем и патроны.
– Это не вопрос, – так же спокойно и отчетливо произнес Андрей. – Когда?
– Сегодня вечером.
– Будет.
* * *
В три часа ночи огромный джип въехал во двор дома на Цветном бульваре. Как всегда, вначале вышел из машины один телохранитель, затем второй. Лишь после этого соскочил с подножки сам Кощей. Телохранители оглядывались, хотя во дворе не было ни одной живой души, разве, может, пару котов на мусорных контейнерах сверкали зелеными глазами, рассматривали машину. Лифтом Кощей не пользовался никогда, понимая, что лифт – самое ненадежное и самое уязвимое место. Впереди шел один телохранитель, второй прикрывал спину Кощея.
Они поднялись на третий этаж, Кощей передал ключи телохранителю, тот открыл дверь. Вошел в квартиру. Все трое были готовы к любым неожиданностям, но в квартире никого не было.
– Ладно, все, я вас вызову, – сказал Кощей, защелкивая мудреные замки на стальных дверях, – идите.
Два телохранителя, бесшумно ступая, спустились.
Джип выехал со двора.
Кощей сбросил куртку, остался в дорогом свитере. Оружия у него с собой не было.
«Ну вот, теперь спать. Душ и спать.»
Кощей не слышал из-за шума воды, когда скрипнула балконная дверь и мужчина в камуфляжной куртке ступил на дорогой ковер. Комбат быстро пересек комнату, на мгновение замер у двери, ведущей в ванную. Затем вытащил пистолет, короткий, с длинным глушителем. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
Левая рука легла на дверную ручку, повернула ее, а затем Комбат быстро открыл дверь и вошел в ванную комнату. Он уже здесь был.
Вначале изумление, а затем ужас отразились на лице Кощея, мокрые волосы прилипли ко лбу. Все его худое тело было в паутине татуировок.
– Ты кто? – прижимаясь к стене, спросил он сквозь струи воды. – Ты кто?
– Хер в кожаном пальто, понял? – негромко произнес Комбат.
– Что тебе надо? – Кощей был абсолютно беспомощен, у него ничего не находилось под руками, да и был он абсолютно голый. А незваный гость стоял напротив него, опустив пистолет. И Кощей понял, этот церемониться не станет, пришьет на месте, только дернись.
И тот страх, старый, древний, вернулся к нему. Кощею стало холодно, будто он стоял на улице на студеном ветру, как генерал Карбышев, замурованный в лед.
– Что тебе надо?
– Ты все сейчас узнаешь. Я задам два вопроса, а ты, ублюдок, дашь мне два ответа. И если хоть один из них мне не понравится, то пеняй на себя.
– Ты что, меня грохнешь?
– Конечно грохну.
– Тогда я тебе ничего не скажу.
– Не думаю, что будет так, – Комбат медленно поднял пистолет.
Он держал его небрежно, словно пластмассовую игрушку, а затем нажал на курок. Пуля раздробила Кощею коленную чашечку. Тот качнулся, осел, посмотрел на ногу, на кафельную плитку, забрызганную кровью. Душ работал, и кровь смывалась, вода пенилась, и пена была неприятно розовой.
129 
