8 
— Это точно. Кому же охота за такую зарплату дырку в животе получить или пулю в лоб схлопотать?
— Точно, Петя, никому не охота. А может, бросай ты это дело, а? Мужик ты толковый, здоровый, как бык.
— Мне до пенсии осталось три года. Вот дотяну лямку и брошу. Уж поверь, брошу, вот здесь мне эта служба! — и майор провел ребром ладони по шее, но почему-то добавил, — в печенках сидит! Всяких наркоманов, отморозков, синих надоело ловить. Они сейчас наглые, не то что раньше. Их ловишь, ловишь, душишь, душишь, а они как грибы после дождичка. Одного посадишь, на следующий день их уже двое. В общем, оборзели в конец. А приличные люди в этот ресторан теперь не ходят, разве что по вызову.
— Так что, Петя, мы с Серегой, по-твоему, не приличные люди?
— Так вы же не пришли сюда, а забрели случайно, по старой памяти.
Когда протокол был подписан и все формальности утрясены, Бородин подозвал официанта и попросил принести бутылку водки. В опустевшем ресторане задержались майор ОМОН и Свиридов с Бородиным. У двери майора ждали его ребята, так ни разу за все время операции не снявшие маски.
Тело унесли. На полу оставался лишь очерченный мелом контур, толстый и неряшливый, будто выведенный пьяной рукой. Бутылка водки на троих была выпита быстро.
— Ну, мужики, знайте, я бы с вами посидел, но дела ждут.
И действительно, майора уже звал один из его парней, сжимая в руке рацию.
— Вот видите, и посидеть не дадут. Чиркни-ка мне свой адрес, Паша.
Свиридов тут же на салфетке написал телефон и адрес. Майор спрятал салфетку в карман на рукаве камуфляжной куртки, пригладил липучку, взглянул на шеврон с двуглавым орлом, подмигнул Бородину:
— До встречи, мужики. А может, вас куда подбросить?
— Мы сами доберемся, спасибо, Петя.
Мужчины пожали друг другу руки и распрощались.
— Ловко ты! — сказал Павел, глядя в глаза Сергею Бородину.
— А что мне оставалось? Ведь он мог и полоснуть.
— Да ну, брось ты! Я бы его сделал.
— Сделал — не сделал… Думай еще. В общем, ты, Паша, мой должник, я тебе жизнь спас.
— Ладно, один ноль в твою пользу, — мужчины ударили по рукам и не сговариваясь обернулись на ярко освещенное окно ресторана, где маячил силуэт знакомого официанта. — Больше в этот ресторан никогда не пойду, — сказал Свиридов.
— Да уж, прошлого не вернешь, все засрано. Даже этот святой ресторан.
— Куда сейчас? — спросил Бородин. — А куда ты хочешь?
— Я одно знаю — спать не хочу.
— Поехали за город, на дачу, а? Вот сейчас, знаешь, Серега, я бы и от бабы не отказался.
— Я бы тоже.
— Вернемся, бабы, может, еще не разошлись?
— На хрен тебе здешние бабы! У меня блокнотик с собой. Сейчас позвоним и через час будут в любом количестве, любого качества. И знаешь что теперь бабы спрашивают?
— Откуда мне знать, — Бородин пожал плечами.
— Они сейчас задают один и тот же вопрос: сколько заплатишь и сколько с собой презервативов брать.
Бородин расхохотался:
— Ну что ж, хорошо. На эти два вопроса у меня есть весомые ответы. А у тебя?
— И у меня тоже. Но учти, я угощаю, вернулся из командировки, плавно перетекшей в отпуск.
— Ты, так ты. А завтра, даст бог, я тебя угощу.
— Вот и договорились. Давай, звони своим подругам.
— Нашел подруг, я ни лиц, ни задов их не знаю.
— Значит, секс по телефону?
— Какой скажешь, такой и будет.
Глава 2
Редко можно найти человека, который не любил бы рассматривать собственные фотографии. Исключением не являлся и Борис Рублев. Правда, времени у него на это почти никогда не оставалось. Даже альбома за всю свою сорокалетнюю жизнь он так и не завел, хотя порывался сделать это много раз. Но, как правило, все было недосуг. То одним был занят, то другим, руки так и не доходили до фотографий, сложенных в две картонные папки, на которых его же рукой было написано на одной фиолетовыми чернилами, а на другой красным карандашом: «Борис Рублев. Фотографии».
Может быть, желание покопаться в прошлом, посмотреть и перебрать фотографии было связано с тем, что утром Борис Рублев, стоя перед зеркалом и глядя на свое намыленное лицо, держа в правой руке бритву, вдруг подумал: «Мыльная пена напоминает седую бороду. А вот бороды я так никогда и не носил. Может, попробовать?»
Но его правая рука, повинуясь совершенно иному приказу, повернулась к щеке, и бритва принялась снимать пену вместе со щетиной.
Борис Рублев брился тщательно. Он вообще все любил делать старательно и аккуратно. Комбат брился на этот раз довольно долго, может быть, потому что никуда не спешил. Дважды порезался — один раз у виска, а второй на подбородке.
8 
