Последние отзывы

  46  

— И чего все хвалят эту твою Джульетту, врут, будто она тебя затмевает, что ты рядом с ней не Ромео, а ее отец Капулетти?

Это на него подействовало куда сильнее. Джульетта начала его раздражать. Поняв, что это — способ, я им Джульетту и добила. Сама написала письмо в местную газету от имени анонимного поклонника, расписала ее игру дальше некуда, а в конце добавила: «Жаль, что исполнитель роли Ромео, прекрасный столичный актер, в этой роли рядом с Джульеттой проигрывает, и единственно из-за возраста». На этом их роман был кончен.

На некоторое время мы с мужем опять примирились и сошлись, а затем был второй акт того же спектакля. На смену актрисе пришла буфетчица из нашего же театра. Милая свеженькая девочка-сибирячка, которая, конечно же, не устояла перед приезжей знаменитостью. Старый козел выскакивал с ней пококетничать прямо в антрактах, в том костюме, в котором был — на девочку это действовало потрясающе: среди публики бывали ее знакомые, друзья, соседи, и все они видели, каким она пользуется успехом. Она стала за стойкой вся розовенькая, как Снегурочка, и сияла, как новогодняя елка.

Поначалу меня опять занесло.

— До чего ты опустился! О чем ты с ней говоришь?

— Находится о чем. А ты не смей говорить о ней плохо, это неблагородно!

— Неблагородно?! Важно, что я вообще о ней говорю. Может быть, это ее звездный час. Представляешь: о ней, маленькой провинциальной мещаночке, заинтересованно говорю я, режиссер из Ленинграда. Какая уж тут разница, хорошо говорю или плохо?

От этих разговоров он бесился, а я еще больше. Сколько раз сама хотела удержаться, но не было никакой возможности. И чем горячее и злее становились мои слова, тем больше я холодела внутренне, опустошаясь, но не избавляясь от нестерпимой ревности. Зато потом наступала полная пустота. И тяжелее всего было работать в это время, а работать надо было: театр держался на мне. Это поняли все, и в том числе мой дорогой муженек, когда я не выдержала, все бросила и уехала: труппа распалась, а сам он еле-еле устроился руководить самодеятельностью в районном клубе.

Впрочем, с этой девочкой из буфета я тоже успела расправиться, и очень просто. Как-то перед концом антракта, когда они ворковали через стойку, я подошла к ним, будто бы что-то сказать мужу перед следующим действием. Сделала какое-то замечание, причем в довольно категорической форме: показала и ему, и этой девочке, кто тут старше по театральному счету. Он разозлился, но вынужден был себя сдержать, а маленькая буфетчица слушала нас раскрыв рот. Тут же ему пришлось уйти — прозвенел первый звонок. Тогда я повернулась к девочке, улыбнулась и сказала:

— Ничего, Анечка, привыкайте! Если у вас действительно явный талант и вам следует идти на сцену, то надо заранее изучать театральные порядки. Ах, что это я! Муж просил пока никому не говорить о его планах относительно вашего театрального будущего, даже вам самой! Вы уж меня ему не выдавайте, пожалуйста.

И отошла. Все было кончено. Засверкали перед бедной девчушкой огни рампы, зазвучали аплодисменты, замелькали афиши. А главное, все так близко, понятно — со школьной скамьи она у нас в буфете и театр, конечно, полюбила, отраву эту. И, конечно, волей-неволей, по простоте своей она мужу и показала, какие мечты у нее завелись. А муж, хоть и ловелас, но все-таки актер был не без понятия и таланта. Видит он, что у девочки данных никаких: ноги бочоночками, весу лишнего кило двадцать, а произношение и дикция самые варварские. И ее робкие надежды на его помощь привели мужа в бешенство.

И знаете, милые, что меня остановило на этом пути, несмотря на все мои успехи по изничтожению соперниц? Жуткая трата нервной энергии, которая на них уходила. Добившись своего, я долго чувствовала себя опустошенной или взрывалась истерикой, когда уже все было кончено и муж возвращался ко мне. Как-то я задумалась и поняла, что стерва во мне уничтожает в первую очередь меня самое, что с этим нельзя вести творческую жизнь, что это своего рода наркомания, разрушающая женщину. С тех пор мне очень жаль женщин, погрязших в этом бесовстве, — больше у них уже ни на что другое сил не остается. Если отношения пошли так, что бабу сделали стервой, то лучше для нее самой — уйти, и как можно раньше. Потому что остановиться, перестроиться она уже не сможет, уйдет в этот омут с головой и вынесет ее через годы разрушенной старухой на пустой берег.

После Эммы должна была рассказывать Иришка, и она начала.

  46