— О чем, Федор Миронович?
— Что это не дорожно-транспортное происшествие, а убийство, вот о чем. Если бы ты мне сразу рассказала…
— Я не могу. Не хочу.
— То-то и оно. Если бы все деньгами решалось, не было бы никаких проблем. А тут личное. Да-а-а. Попала ты в историю. Но ничего. Севастьянов теперь детектива твоего крутит, да тот мужик тертый, разговаривал я с ним.
— С Игорем Анатольевичем?
— С Игорем.
— Что он сказал?
— Что положено, то и сказал. Мол, в тот вечер выполнял поручение клиента. Одна проблема: в интересах клиента не может сказать, где именно был, кто свидетель. Но это мы как-нибудь утрясем. Свидетелей найти не проблема. Ты, Марина, не переживай.
— Тогда кто же убил Марка?
— Что?
— Кто убил Марка, Федор Миронович?
— Да ты, девочка, в своем ли уме?
— Не знаю.
— Может, тебе на время в клинику лечь? Это лучший вариант.
— Я не хочу. Не могу.
— Почему?
— …
— Да все ли с тобой в порядке?
— До свидания, Федор Миронович.
— Марина, нам серьезно надо поговорить.
— О чем?
— Теперь, после смерти Марка, ты осталась совсем одна. Не пора ли тебе вернуться домой, в Истру? Мы готовы стать тебе семьей.
— Мы?
— Ну да. Я, Полина Иосифовна, Мирон.
— Мирон?
— Мой сын. Ты его помнишь?
— Вроде да.
— Ну как же, Марина! Вы же почти ровесники! Он на три года только тебя младше.
— Ах, да… Что-то помню… Школа…
— Вот и приезжай. Посидите, чайку попьете, школу вспомните. Скоро и вечер встречи выпускников.
— Когда?
— В феврале. Мирон с тобой сходит. Одной-то тебе нельзя. Мало ли кто может привязаться, сейчас и пьяных на улице вечерами полно. Лучше, когда рядом есть надежный друг.
— Да-да… Только я сейчас не могу. Нога…
— Хочешь, он к тебе заедет?
— Ко мне?! Нет, что вы! Неудобно. Да я и не помню его почти.
— Напрасно. Вырос мальчик-то. Умница, красавец. На мужа твоего покойного чем-то похож.
— На Марка?
— Да. Не сидела бы ты одна, Марина.
— Хорошо. Но не сейчас. Попозже.
— Попозже так попозже. Через недельку попрошу Полину Иосифовну испечь ее фирменный пирог, да сынок тебе его и отвезет.
— Спасибо. Большое спасибо.
— Ну-ну. Ты, девочка, не одна. Возвращайся. Слышишь? Возвращайся.
— До свидания.
— Всего хорошего, Мариночка.
Длинные гудки.
— Але? Кто говорит? Але?
— Папа? Это ты, папа?
— …?
— Это Рина, то есть Марина.
— А, дочка! Здравствуй, дочка! Уж и не признал! Богатой будешь.
— Как дела? Как здоровье?
— Ну все пока слава богу, вот только денег…
— Я ничем не могу помочь тебе, папа.
— Как же, дочка? А? Как же?
— Ты бумагу подписывал?
— Бумагу? Какую бумагу?
— О том, что отказываешься от прав на имущество дяди, которое я единолично наследую?
— Ах, это… Что ж… Было… Так это ж когда было?
— Значит, ты хотел выписать меня и получить нашу трехкомнатную квартиру в личную собственность? А если бы дядя не был так богат? Если бы у него ничего не было? Куда мне тогда? А, папа?
— Так это, дочка, если б не было! Наталья велела.
— Что велела?
— Так это… Выписать тебя.
— Вот как? Значит, без денег я была вам не нужна?
— Ну зачем ты так, дочка? Приехала бы, на братика своего глянула…
— У меня сломана нога.
— Вот оно что! Так, может, тебе пирожков? Пирожков домашних? Наталья-то моя мигом спечет. С капустой, с грибами…
— Да что вы все привязались ко мне со своими домашними пирогами! Что, у меня вместе с ними семья появится? Вы не с того все начинаете! С каких-то пирогов! Нечего меня заманивать! Я тепла хочу. Тепла. Понятно? Человеческого, не теста из духовки. Не было бы у меня столько денег, не было бы никаких пирогов!
— А денег-то, того… Много?
— До свиданья, папа.
— Значит, ты мне отказываешь? Зря, дочка.
— Почему?
— Не свои, так чужие. Все одно с собой в могилу добро-то не унесешь.
— В могилу? Да ты что такое говоришь?!
— Как же? Материна порода. Тоже упрямая была. Сначала все с братом моим, с Виктором, ходила. Любил он ее да берег очень. И любил, и берег, и любил, и…
— Папа! Что ты такое говоришь, папа?!
— А что говорю? Правду говорю. Так ведь и она его любила, Маша-то. Только через любовь такую ребенка иметь не могла. Виктор все жалел ее, жалел… Больная, мол. Да-а-а… Больная… Родить, значит, не сможешь, врачи запрещают. Мол, давай поженимся, а детей у нас никогда никаких не будет…