73 
— Чувств нет. Это все, — он, вырвавшись из ее цепких рук, неопределенно помахал рукой в воздухе, — призрачно, мечты, фантазии.
— Какие фантазии?! Я не понимаю! А как же наш дом в Праге, наши дети… То есть это, конечно, мечта, но ведь мы живем с тобой ради этого! Ради этого мы идем на риск, на подлость, на нарушение врачебного долга, на преступление в конце-то концов, но все это ради…
— Все это ради денег. Больших, огромных денег, разве не так? — он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся чуть грустно, но очень спокойно.
— А любовь?
— Нет любви.
— Ты меня не любишь?
— Э-э-э, — вот теперь он замялся, не находя нужного слова, и снова отвернулся, стараясь не смотреть на нее. — Нет, ты мне, безусловно, нравишься как женщина, ты красивая, у тебя хороший характер…
— Уйди, — тихо произнесла Нелли Кимовна, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги. Она сделала шаг к кровати и без сил упала лицом в подушку. Приглушенный стон вырвался у нее, но она не захотела показывать свою слабость перед этим человеком. — Я прошу тебя, уйди отсюда немедленно. Я не могу тебя больше видеть ни одной секунды.
— Да, я сейчас уйду. Да, я не люблю тебя. Да, я затеял все это для того, чтобы развернуть наш бизнес, чтобы поставить его на широкую ногу.
— Уйди…
— Теперь ты — мой компаньон. Ты получаешь свою долю прибыли…
— Я прошу тебя!
— Пятнадцать тысяч долларов за три месяца — это хорошо. Это хорошо даже в Европе. Ты зарабатываешь очень неплохие деньги, а если будешь стараться…
— Боже, замолчи!
— …то будешь получать еще больше. Так не зарабатывает ни один врач в вашей стране, и ты должна бы мне сказать спасибо за то, что я дал тебе такую возможность.
— Спасибо? — она вскочила, будто подброшенная пружиной. — Тебе сказать спасибо? Конечно, мой дорогой, спасибо тебе за все. За подлость твою. За обман. За то, что я, дура набитая, тебе поверила, полюбила тебя. Спасибо тебе, конечно, Павлик!
— Я не о том. Я в том смысле, что помог тебе заработать много денег, начать дело…
— Ах, деньги? Да, конечно! Тебе нужны деньги? — она метнулась к своему фарфоровому заветному чайничку и, схватив его, с силой грохнула об пол. Чайничек разлетелся на мелкие кусочки, и Нелли, схватив пачку долларов, сунула ее в нагрудный карман ошалело глядевшего на нее Павла. — На тебе твои деньги. Забирай. И чтоб духу твоего здесь больше не было, скотина ты! Иди отсюда со своими деньгами вонючими!
Она буквально взашей вытолкала его из квартиры, с силой захлопнув за ним дверь и закрывшись на все замки и цепочку. И только тогда, обессиленно привалившись спиной к двери, горько расплакалась. Ей было жаль себя, ставшую ради любви на путь преступления, и жаль любви, которая начиналась так красиво, как в самой волшебной сказке.
На удивление, он не постучался больше в ее дверь. И даже не позвонил.
Он в тот же вечер уехал в Прагу.
А на следующее утро в почтовом ящике Нелли Кимовна обнаружила все пятнадцать тысяч долларов и маленькую записку:
«Если одумаешься, если деньги тебе еще понадобятся, то позвони мне. Телефон и адрес ты знаешь, связывайся, как только решишь. Как компаньон ты мне вполне подходишь и очень нравишься. Целую.
Павел».
И приписка:
«Не обижайся. Ты потом сама поймешь, что так лучше для нашего дела».
Нелли Кимовна взяла из рук Банды чашку дымящегося кофе и с опаской поднесла к губам.
— Не бойтесь, смелее, кофе только тогда настоящий кофе, когда очень горячий, — подбодрил ее Банда. — Тогда он бодрит, дарит истинное наслаждение своим чудесным ароматом. Эй, мужики, чего сидите? Разбирайте, не буду же я каждому из вас подносить! — он кивнул на поднос, на котором вынес из кухни четыре маленькие чашки со сваренным в турке черным кофе.
— Действительно, кофе у вас, Александр, получился превосходный, — похвалила парня Рябкина, сделав глоток. — Так варить — надо уметь.
— А он у нас все умеет и всегда лучше всех, — со смехом похвалил друга Самойленко. — Даже алкоголиком так здорово притворился, что вы и не заподозрили ничего.
— Это уж точно, — улыбка сбежала с лица Нелли Кимовны. Вспомнить о том, в какой роли присутствует она здесь, на этой даче, ей было явно не приятно.
— Ну, раз уж мы заговорили о том, ради чего мы здесь собрались, я думаю, нам надо продолжить, — вмешался Бобровский, включая диктофон. — Не возражаете?
73 
