112 
Возчиков в продолжение этой тирады так усердно тер полой рубашки свои очки, словно надеялся добыть из них огонь. Плечи у него ходили ходуном, сбившиеся в колтуны волосы вокруг лысины тряслись, неприятно напоминая клочья свалявшейся овечьей шерсти. Он сейчас походил не на доктора биологических наук, а на сильно разволновавшегося психа, готового вот-вот, сию минуту, впасть в буйство.
В буйство он, однако, не впал — надо полагать, был для этого чересчур робок. Вместо этого Олег Иванович трясущейся рукой нацепил очки на нос и излишне экспансивным жестом прижал растопыренную ладонь к покрывавшим его грудь грязным лохмотьям.
— Бога ради! — трагическим полушепотом вскричал он. — Я же совсем не это имел в виду! Просто это так неожиданно… Поверьте, я искренне рад! Пожалуй, ФСБ — это как раз то, чего здесь уже очень давно недостает. Простите, — обратился он к Глебу, — простите, бога ради, если я вас как-то нечаянно задел. Клянусь, если с точки зрения закона я в чем-то виноват, то буду только рад понести любое наказание. Лишь бы выбраться из этого ада…
— Прапорщик Молчанов считает, что закон порой бывает недостаточно суров, — сказала Горобец, опять не дав Глебу раскрыть рта.
Глеб удивленно почесал бровь. Евгения Игоревна вела себя как-то странно, создавалось впечатление, что она стремится дать Возчикову максимум информации о затесавшемся в состав ее группы сотруднике ФСБ, не допуская в то же время непосредственного общения между ними. Вся эта информация, похоже, сводилась к одной короткой фразе: держись от него подальше, он опасен. Это было странно; правда, речь шла о ее муже, и вполне могло оказаться, что стремление Евгении Игоревны солировать в этой беседе продиктовано желанием поскорее заткнуть рот излишне словоохотливому Олегу Ивановичу, пока он не наговорил об Андрее Горобце еще каких-нибудь пакостей. А может, и не о Горобце, а о Фонде…
«Должно быть, так, — подумал Глеб. — В конце концов, вся эта каннибальская история с Горобцом в главной роли может заинтересовать ФСБ лишь постольку, поскольку явилась следствием незаконной деятельности руководства Фонда. Не может быть, чтобы Андрей Горобец действовал только по собственной инициативе, на свой страх и риск. Организация экспедиции, оружие, боеприпасы, транспорт, наемники… Нет, это была спланированная, целенаправленная акция Фонда, и если Возчиков не врет, то людей для этой акции отбирали специально и очень тщательно. Непонятно только, как он сам затесался в эту карательную экспедицию…»
— Я здесь не для того, чтобы судить, — сказал Сиверов, на долю секунды опередив Горобец, которая снова собиралась что-то сказать, — и уж тем более не для того, чтобы выносить и приводить в исполнение приговоры. Я, если хотите, обыкновенный охранник, бодигард — словом, тот самый парень, который в случае чего обязан закрыть вас собой… Мне только одно непонятно, Олег Иванович. Из всего, что вы тут рассказали, следует, что в экспедицию отправились специально отобранные, подготовленные люди с соответствующим складом ума, привычками и убеждениями. Я уж не говорю о навыках ведения партизанской войны… Вот я и не пойму: вы-то каким образом сюда попали? Вас-то как угораздило записаться в каратели?
Горобец нахмурилась — очевидно, ей не понравилось слово «каратели». Возчиков сокрушенно развел руками; в правой опять были очки, которые он ухитрился снять так, что Глеб этого даже не заметил. Его манипуляции с очками напоминали какой-то сложный фокус: только что были, и вот их нет, и обнаруживаются они в руке, которая секунду назад спокойно лежала на коленях…
— Вот это как раз очень просто, — сказал Олег Иванович. — Во всем виновата моя глупая настойчивость. Когда я узнал, что в этот район собираются отправить экспедицию, то приложил все мыслимые и немыслимые усилия к тому, чтобы быть включенным в ее состав. Меня стращали, указывая на то, что это может быть опасно, пугали браконьерами, тяжелым походным бытом, но я, как последний идиот, оставался непреклонным: мне было необходимо собрать данные, без которых я, видите ли, не мыслил дальнейшей научной работы… Вот и собрал. Не могли же они, в самом деле, напрямик объяснить мне, какие задачи поставлены перед экспедицией! Признаться, когда я понял, во что влип, у меня появилось одно подозрение… В общем, мне показалось, что, не имея возможности от меня отвязаться, мне позволили сюда поехать в надежде, что я буду убит в первой же перестрелке. Я действительно выжил только чудом, Андрей Николаевич часто потом удивлялся моему везению… Может быть, какая-то высшая сила и впрямь хранила меня, поскольку это была не моя затея? Понимаю, звучит странно, но за год такой жизни немудрено сделаться мистиком…
112 
