127 
О том, чтобы послать за Чеком кого-то другого, а самому остаться в кабинете наедине с телефоном, не могло быть и речи. Почти всех свободных людей он отправил охотиться на Забродова, который чересчур сильно задел его за живое — даже не столько своими пустыми угрозами, сколько тем ленивым, самоуверенным тоном, которым эти угрозы произносились. В данный момент у него под рукой было всего трое необстрелянных новичков, и доверить им ликвидацию Чека и Баландина Канаш просто не мог. С Чеком они, конечно, справились бы, но вот Баландин…
Он хлопнул ладонью по карману брюк, проверяя, на месте ли ключи, и быстрым шагом вышел из кабинета. Секретарша с готовностью приподняла над мягким офисным стулом свой плоский зад, но Валентин Валерьянович даже не взглянул в ее сторону. Пулей проскочив через приемную, он так грохнул дверью, что за дорогими импортными обоями посыпалась штукатурка.
* * *
Троица свободных охранников азартно резалась в «очко» в комнате отдыха. Играли на «кукареку», поскольку играть на деньги Канаш запретил под страхом немедленного увольнения. Ребята в охране были, как на подбор, молодые, горячие, агрессивные, в прошлом спецназовцы, десантники и морские пехотинцы, и в те времена, когда игра на деньги была им еще разрешена, без смертоубийства обошлось только чудом.
При появлении Канаша никто из них не встал, но все три коротко остриженных головы с чугунными затылками разом повернулись к нему. Глядя в широкие румяные физиономии, Канаш невольно вспомнил слово «репа», которым в определенных кругах принято обозначать человеческое лицо. У этих троих были не лица, а именно репы — тупые, румяные, белесые, лишенные какого бы то ни было выражения, словно вылепленные из сырого теста неумелым подмастерьем.
— Встать, — коротко скомандовал он. — Оружие при вас? За мной, быстро.
Он вышел, не оглядываясь, слыша позади себя нестройный топот и пыхтение. «Стадо, — подумал он. — Их ведут на мокруху, а они даже не задают вопросов. Точно так же они молчали бы, веди я их на расстрел. И правильно делают, что молчат. Пусть попробуют вякнуть! Некогда мне, некогда. Объяснять некогда, осторожничать некогда и даже продумать все как следует некогда — обложили со всех сторон, как волка…»
На стоянке перед конторой стояли всего две машины — «волга» начальника технического отдела и «чероки» Канаша. Канаш отпер дверцы и молча указал охранникам на машину. Двое так же молчком залезли на заднее сиденье, а третий вдруг ни с того ни с сего полез вперед, на «хозяйское» место.
— Куд-да? — процедил Канаш, и белобрысый мордоворот, буквально на глазах уменьшившись в размерах, покорно втиснулся назад.
Валентин Валерьянович с места бросил машину в бурлящий поток уличного движения. Пренебрегая правилами и сигналами светофоров, он на бешеной скорости пересек забитый транспортом Центр, свернул с Тверской на бульвар и по Богословскому переулку выскочил на Большую Бронную. Дорога заняла не больше пятнадцати минут, но он все равно чувствовал, что безнадежно опаздывает: зная Чека, было бы наивно думать, что тот станет сидеть на месте в течение пятнадцати минут, дожидаясь смерти.
Старый, трехэтажный дом на Большой Бронной стоял в глубине двора, и над его единственным подъездом шелестел шатер густой листвы. «Красиво», сказал один из мордоворотов на заднем сиденье.
— Как только увидите сопляка с компьютером — стреляйте! — приказал Канаш, с ходу отметая разговоры о природе.
— Виноват, — сказал один из его людей — похоже, тот самый, что восхищался пейзажем. — Не понял.
Канаш вынул из кобуры пистолет, взвел курок и через плечо направил его на непонятливого охранника.
— Стреляйте, — повторил он. — Желательно в голову. Показать, как это делается?
— Не надо, — сказал другой охранник. — Он уже все понял, а если чего-то и не понял, так разве что насчет премиальных.
— Пиявки, — процедил Канаш сквозь плотно стиснутые зубы и убрал пистолет. — Будут вам премиальные. Двойные. Даже тройные, если все сделаете чисто.
— Оформим в лучшем виде, — повеселевшим голосом откликнулось заднее сиденье. — Комар носа не подточит.
— Посмотрим, — буркнул Канаш и первым выскочил из машины.
Подъезд был темноватый, сырой и так провонял кошками, что воздух в нем казался густым и маслянистым. Стараясь дышать через раз, Канаш навинтил на ствол пистолета массивный цилиндр глушителя, огляделся по сторонам, высматривая в полумраке номера квартир, и первым бросился наверх. У него было такое ощущение, словно он шел в последний и решительный бой, причем не по собственному желанию, а по воле противника, навязавшего ему эту схватку. Чек все время опережал его на пару шагов, заставляя поверить в свою неуловимость, но вот и он, наконец, споткнулся. Через минуту-другую он уже отправится в путешествие, из которого не возвращаются, прихватив с собой своего хромого приятеля. Конечно, такие дела делаются совсем не так, и оставаться в Москве после этой последней ликвидации будет смерти подобно, но Канаш не мог бросить это дело на полпути, и уж тем более не мог пуститься в бега, оставив Чека и Баландина в живых.
127 
