– Нет, опять-таки меня не было – я даже на дерби мотоциклистов не хожу!
Брассы были настолько выведены из себя, что, к всеобщему облегчению, в ярости покинули сцену после двух куплетов.
Бетси говорит, что ей очень жаль, что мою любимую песню так испортили, я говорю, что мне тоже жаль, а маленький Тоби заявляет, что ничего страшного, потому что сейчас будет выступать команда папы. И тут толпа действительно начинает кричать и улюлюкать. «Молитвенные Птахи» – полная противоположность Брассам. Мистер Келлер-Браун, еще один бородатый высокий черный чувак и трое очаровательных девочек выскакивают на сцену в пурпурных одеждах. Чувак с бородой поет басом и играет на органоле, а мистер Келлер-Браун – на каких-то народных ударных инструментах. Девушки поют, играют на гитарах и бьют в бубны. После Брассов они кажутся глотком свежего воздуха. Подпрыгивая в такт музыки, к нам приближается мой внук.
– Как тебя понравилась песня в твою честь? – спрашивает он, садясь рядом со мной на подушку, чтобы легче было дотянуться до яиц, приготовленных со специями. Я отвечаю, что все было отлично, но в подметки не годится ребятам, которые выступают сейчас. Его губы, измазанные горчицей, расползаются в стороны.
– Так Птички тебе нравятся больше?
Я говорю, что они дадут сто очков вперед всему, что я слышала по радио. Но, кажется, кто-то сказал, что жена мистера Келлера-Брауна тоже поет в группе?
– Да вот она – крайняя слева, – отвечает мой внук.
А я, даже не задумываясь, спрашиваю:
– А как же наш… – и замолкаю, прежде чем произнести «голубоглазый», но уже поздно. Внук пожимает плечами, а Бетси прикладывает палец к губам, указывая глазами на сидящего рядом малыша с котенком.
Я готова вырвать себе язык.
Следующее событие происходит уже после захода солнца. После того, как большая часть людей разъезжается или разбредается, мы отправляемся в осиновую рощу есть мой именинный пирог. Мистер Келлер-Браун подгоняет туда свой автобус, а дети накрывают на стол. Они поют «С днем рожденья, прабаб!», а Квистон прыгает вокруг пирога с коробком спичек, пытаясь зажечь все свечи.
– А теперь вам придется помогать мне задувать их, пока мы не устроили лесной пожар, – говорю я.
Детей куча – трое отпрысков Девлина – Квистон, Калеб и Шерри, Камкват и Мей Бигимы, Дэнни и Дениза Бадди и целая пачка Доббсов. Все толпятся у пирога. Только маленький Тоби с котенком стоит в стороне.
– Квистон, пропусти Тоби. Чтобы задуть столько свечей, нам потребуются все имеющиеся силы. Все готовы? Раз… Два… – все, за исключением Тоби, набирают полные легкие воздуха. Тоби уткнулся подбородком в уши котенка, и оба смотрят на меня одинаково, говоря взглядом: «Дуй!»
Когда я снова поворачиваю к нему голову, рядом стоит его отец с фонарем в руках. Он уже снял свой бордовый костюм и переоделся в другое живописное одеяние.
– Боже милостивый! Вот это да! Не знаю, что красивее – вы или этот пирог.
На самом деле пирог больше всего похож на подушку, зато костюм мистера Келлера красив необычайно – бархатная бордовая рубаха с золотым подолом, расшитая спереди и сзади драконами, быками и орлами. Он учтиво благодарит меня за комплимент и поднимает над головой шипящий фонарь.
– Наверное, вы держали свою жену взаперти с нитками и иголками не менее полугода, – говорю я. Мы уже выпили с Бетси по стакану шерри, и я чувствую себя абсолютно раскованно.
– Нет, – отвечает он, доставая бумажные стаканчики для пунша. – Это заняло всего три месяца. Я сделал все сам.
– Никогда в жизни не видела, чтобы мужчина создал что-нибудь столь изысканное, – подкалываю его я.
Дети разражаются хохотом, но мистер Келлер почему-то неправильно меня понимает, смех затихает, и вместо того, чтобы ответить на мою колкость, он идет раздавать пунш детям.
– Ну согласитесь, что ваша жена тоже в этом участвовала, – говорю я, пытаясь загладить свою дурость. Но прежде, чем он успевает ответить, перед нами появляется Отис и берет пластиковый стакан.
– Что касается жены Макелы, бабушка, то я готов дать руку на отсечение – она вообще ничего не делает. – Отис наливает себе полстакана бренди и добавляет: – С некоторых пор.
Тишина становится еще более гнетущей. Я начинаю опасаться, не продырявят ли Отису голову, но он продолжает как ни в чем не бывало лакать свое бренди, не обращая ни на кого внимания.
– Свое первое причастие я пью из пластикового стаканчика, – стонет он, – Как это по-сельски. В моем баре «Митзвах» они хоть чистые.