– Думаю, к их совету следует прислушаться, – заявляю я, не спуская с нее глаз. Но через очки мало что можно понять, и я решаю применить другую тактику:
– Ну что ж, Гениальная девочка, я могу тебе кое-что предложить.
– Только быстро, Пижон. Кажется, моя колесница уже прибыла.
И действительно у объявления «Стоянка запрещена» останавливается черный седан. Вероятно, она распознает его по звуку. Из машины выходит надменный молодой лизоблюд и направляется ко входу в больницу.
– Хорошо, быстро, – говорю я. – Я бы хотел узнать, что ты думаешь о втором законе термодинамики, если это, конечно, не превышает возможностей твоего интеллекта.
Оказывается, я глубоко заблуждался, надеясь поставить ее этим в тупик. Она поднимается на ноги и наклоняется ко мне так, что ее лицо чуть не касается моего. Узкие губы начинают растягиваться в улыбку. Звук шагов замирает в нескольких футах от нас, но мы не оборачиваемся.
– Мелисса? – слышу я его голос. – Все в порядке, милая. Твой папа хочет, чтобы я отвез тебя к Падающей башне и заказал пепперони. Он присоединится к нам как только отделается от представителей рыбной промышленности из Флоренции – они ему уже все уши прожужжали о необходимости регулировать поголовье лосося. А может, канадский бекон? Он так пахнет…
Она не спускает с меня глаз. А ее губы растягиваются все шире и шире, пока мне не начинает казаться, что эта улыбка сейчас расколет ее голову надвое. Краска заливает ее щеки и шею, а глаза, заключенные в стеклянную клетку, начинают безумно поблескивать. Наконец она соединяет наши головы ладонями, заслоняясь от шофера, и шепчет как боец сопротивления, передающий жизненно важную тайну под самым носом врага.
– Энтропия, – говорит она, – это единственная проблема, существующая в замкнутой системе. – Потом выпрямляется и добавляет: – Но главное, что рыбаки из Флоренции нравятся мне больше копченой канадской свинятины. А тебе, Пижон?
– Гораздо больше, – соглашаюсь с ней я.
Она кивает. Губы возвращаются на свое место. И, не говоря больше ни слова, она разворачивается на каблуках, пересекает без посторонней помощи вестибюль и величественно направляется к седану, ну, или настолько величественно, насколько это можно ожидать от костлявой, сумасшедшей, почти слепой девочки, прибывшей из другого измерения.
– Если когда-нибудь окажешься в Нибо, заезжай, – кричу я ей вслед, – мой адрес есть в адресной книге.
Она не останавливается. Хлыщ пытается подхватить ее под руку, но она негодующе отказывается от его помощи и чуть не падает, спускаясь с поребрика. Но ей удается ухватиться за бампер, и она на ощупь доходит до дверцы, открывает ее и залезает внутрь. И тут я понимаю, что в своем величавом порыве она забыла трость.
Машина уже трогается с места, когда я выбегаю на улицу. Я размахиваю украшенной перьями тростью, но, естественно, девочка меня не видит. Я думаю, не покрякать ли Дональдом Даком, но они уже подъезжают к воротам, за которыми стоит невообразимый шум проезжающих мимо машин.
К тому же я понимаю, что это то самое, что я должен был привезти из Диснейленда. Калеб будет в полном восторге. Он будет носить палку в школу, размахивать и крякать ею, всем ее показывать. Одноклассники будут ему завидовать и мечтать о таких же. А когда в следующий раз поедут в Волшебное Царство, будут искать их во всех сувенирных лавках…
И вот в одно прекрасное утро – спрос определяет предложение! – они там окажутся.
Последнее явление Ангелов
– Я так счастлив, что нахожусь здесь сегодня! – кричит Мофо.
Это первое, что я слышу, вернувшись из Флориды. И с тех пор он продолжает кричать это на каждом углу через каждые несколько минут, лишь меняя ударения: «Я так счастлив…» или «что нахожусь здесь…»
– Я тоже, – подхватывает коротышка по имени Большой Лу. – Но когда я уеду, я тоже буду счастлив. Если мы не спечемся в этой жаре, я буду рад и счастлив.
Всем известно, что ездить на мотоциклах без шлемов запрещено. И поэтому всю дорогу от Калифорнии до Орегона их преследует то один, то другой полицейский.
– Без шлемов гораздо лучше, – заявляет Маленький Лу, который весит триста фунтов. – К тому же мне так надоели эти извращенцы в униформах. Особенно когда нас тридцать против одного. Разве я не прав?
– Чертовски прав, – отвечает Большой Лу.
– Преподобный Билли Грэм всегда говорил, что сила – это право. Значит, когда тридцать против одного, мы правы.