А этого нашим воякам уж никак не нужно даже по отношению к собственным солдатам.
Вид бутылочки порождает в автобусе неловкое молчание. Даже мох перестает шуршать по металлической крыше. Все наблюдают за тем, как Макела вытаскивает из пучка своих волос длинный нож с очень тонким кривым лезвием, набирает на его кончик немного белого порошка и высыпает в трубку, набитую мятой. После трех таких щепоток он подносит трубку к губам и замечает:
– Вот, смотрите.
Макела подносит к трубке длинный голубой язык пламени из зажженной зажигалки и глубоко затягивается, прикрыв глаза. Не проходит и нескольких секунд, как глаза его открываются, зрачки сужаются и начинают весело поблескивать, как обычно, лучась остроумием. Он выдыхает дым и передает трубку моему кузену. Дэви отводит глаза в сторону и качает головой.
– Не для меня, – бормочет он.
– А вот я, пожалуй, попробую, – говорю я, чувствуя себя обязаным защитить честь семьи. – Из научного интереса.
Мы наблюдаем за тем, как Макела, раскачиваясь и напевая что-то невразумительное, набивает трубку. Руки его танцуют и жестикулируют. Когда он поднимает маленькую чашу, в окно врывается пыльный солнечный луч, от которого зеленое стекло начинает светиться. Волоски на моих руках встают дыбом. Я откашливаюсь и бросаю взгляд на брата.
– Ты присоединишься? Попробуешь эту суперштуку?
– Ни за что. Пойду готовить сухой лед для клеймения. Пошли, Перси, – хоть научишься чему-нибудь.
Бадди встает и, подталкивая перед собой Перси, направляется к двери. Я смотрю на Доббса, но он тоже поднимается.
– Пойду, пожалуй, закончу там со звуком. Буян должен забрать бочонок у Счастливчика, а Хвастуну надо отлить. Так все по очереди продвигаются вперед и выходят из автобуса, оставляя меня наедине с Макелой.
И трубкой. Я допиваю пиво и ставлю бутылку под сиденье.
– Ну что ж… поплыли.
Макела передает мне трубку и подносит к ней язычок пламени. Из каменного отверстия вырывается зеленый дым. Мята смягчает горло… прохладный ментоловый вкус, загрубевшее от кислоты горло, грубый кисло…
И все останавливается. И зеленый дым, и пылинки, плясавшие в луче солнца. Только Макела продолжает двигаться. Блестя глазами, он возникает в поле моего зрения и спрашивает, как дела. Я отвечаю – действует. Он говорит: расслабься и пой, и тогда все будет нормально, не дай себя запугать. Хорошо, расслабляюсь. И не шевелись, пока не наступит приход. Не шевелюсь, начальник. Ну и что ты теперь видишь? Что вижу? Дом… И как он теперь выглядит? Теперь он, теперь он, да, ты прав, теперь он похож на будущее!
Макела улыбается и кивает. Я вскакиваю.
– Пошли загонять коров! – кричу я.
– Я-ху! – вторит Макела.
И мы окунаемся в июльский полдень в тот самый момент, когда Доббс включает «Средь ясного неба» Джеймса Брауна, снова начинает дуть затихший было ветерок, листья принимаются плясать, а над головой электрическими лилиями расцветают голуби.
Я ощущаю себя новым человеком, рожденным для новой жизни.
На пастбище мы выходим с четкой уверенностью хорошо вымуштрованной армии – Макела на правом фланге, я – на левом, дающая указания Бетси в центре, а юркие быстроногие дети заполняют бреши. Стоит стаду свернуть направо, и навстречу ему выдвигаются силы Макелы. Стоит попробовать улизнуть влево, и его встречаю я со своим взводом. Так нам удается загнать его в корраль целиком, не упустив ни одного беглеца.
Клеймение проходит еще более эффективно. Дети отрезают от стада теленка и загоняют его в угол, мы с Макелой заваливаем его на бок, Бадди болтает большим металлическим тавром в лохани с сухим льдом и метиловым спиртом, а Бетси выстригает теленку бок ножницами для стрижки овец. Затем все налегают на теленка, а Бадди прижимает к выстриженному месту ледяное тавро и держит его так положенные шестьдесят секунд. Если участок выстрижен достаточно чисто, клеймо достаточно охлаждено, а теленок лежит неподвижно достаточное количество времени, то потом на этом месте отрастает белоснежная шерсть в форме клейма. В течение этой священной минуты никто не ревет, не дергается и не шевелится. Слышно лишь тяжелое дыхание теленка и счет Бадди. Даже корова-мать прекращает мычать в соседнем загоне.
Затем Бадди произносит «шестьдесят», и мы с радостными воплями отпускаем малыша. Помеченный теленок вскакивает на ноги и улепетывает сквозь проход, а наша армия начинает наступать на следующего новобранца.