5 
Как ни странно, но он уже перестал беспокоиться о безопасности собственной спины. Накатила здоровая боевая злость, холодная и отрезвляющая, придающая уверенность и силу в самых безнадежных, казалось бы, обстоятельствах.
Собственно, он перестал бояться смерти еще в первую чеченскую, когда на его глазах гранатометный выстрел пробил насквозь хорошего парня Митю Семенова через полчаса после того, как тот получил письмо от жены, разрешившейся от бремени второй дочуркой. Тогда-то Седой и ощутил, как тонка, почти незаметна грань, за которой — цинковая упаковка и двухнедельная очередь из “грузов-200” на ростовской “перевалке”.
Но он так и не начал собирать ожерелья из выступающих частей вражеского тела, чем, по примеру противника, занялись к концу войны (войны ли?) многие его сослуживцы. И в глумлении над женами, дочерьми и матерями врага так и не поучаствовал — тошнило.
Убивал. Много и, если так можно сказать, хорошо — с минимальными для жертвы страданиями, за что нередко ловил на себе недоуменные взгляды прочих, не брезговавших — при молчаливом попустительстве военного начальства — всласть помучить тех, кто так или иначе попадал в руки “освободителей” живьем.
Люди зверели на войне. Зверели и во время первой чеченской. Но те, с кем его свела судьба теперь, во время второго визита на щедро политую российской кровью землю Ичкерии, успели озвереть еще дома, на гражданке. Они даже не представляли себе, что можно по-другому, не издеваясь, не мучая и не насилуя. Они были отличными рукопашниками и стрелками, мастерски владели средствами спецсвязи и, как минимум, — двумя языками (хотя зачем в Чечне, например, испанский?), но Седой видел: война для них — просто продолжение жизни, где для сильного стало нормой доказывать свою силу везде и всюду, даже без малейшей в том необходимости.
На гражданке они брали от жизни все, и на войне — тоже.
Вынырнув в малоприятную реальность из затягивающей трясины невеселых размышлений, Седой еще раз проверил “ингрем”. Поставил переводчик вида огня на автоматическую стрельбу, подумал и навинтил на ствол глушитель с жароустойчивым покрытием. Почему-то всплыли вдруг в памяти последние слова Деда… Тьфу ты! Что значит “последние”?
Он вынул из рюкзака и переложил в карманы-клапаны на поясе два запасных магазина к своему пистолету-пулемету, снова закинул рюкзак на плечи, подтянул лямки потуже и проверил, как зафиксированы. Передвинул поближе к пряжке ремня светозвуковую гранату, взрыв которой вызывал у незащищенного человека временную слепоту и глухоту. Ненадолго — секунд на тридцать.
Чудик, не отрываясь от бинокля, коротко бросил:
— Вышли, — и добавил, поясняя:
— Этот.., типа самый крутой бандит. И еще двое. Судя по всему — заложники.
— Ты уверен? — переложив оружие в правую руку. Седой через мгновение оказался рядом с Чудиком, на верхушке сопки, где топорщился голый кустарник, создавая хоть и убогое, но вполне достаточное в такой туман прикрытие.
Снайпер в ответ на его слова только хмыкнул и протянул бинокль, сам отодвинувшись чуть в сторону. Седой приник к окулярам, и далекая деревенька ринулась навстречу, разом став ближе благодаря отличной цейсовской оптике. Не замечая, как холодеет от соприкосновения с мокрой землей живот — тонкая полимерная пленка в многослойной ткани маскировочного костюма спасала бойца от воды, но не от холода, — он вглядывался в идущих к крайнему дому людей.
Вот высокий чеченец с черной повязкой на правом глазу — Рашид. Рядом с ним — еще двое, с автоматами в руках, лиц не видать под низко надвинутыми капюшонами плащ-палаток. Стволами оружия они подталкивают двоих людей со связанными за спиной руками.., черт, тоже почему-то в капюшонах, не опознаешь.
Седой даже видел, как шевелятся губы Рашида и его бандитов. Казалось, протяни только руку — и ткнешься пальцем в черный круг повязки на глазу, выбитом на излете чьей-то пулей, когда полевой командир лично вел свой отряд на прорыв из кольца под Гудермесом. Седой невесело усмехнулся, вспомнив, что после взятия города, затянувшегося на неделю и обошедшегося в очередную сотню гробов, иначе как “Гудерьмесом” его и не называли.
Впрочем, улыбка тут же исчезла с его лица: было похоже на то, что заложников сейчас начнут расстреливать.
И точно — чеченцы подвели их к окраине селения, толкнули в грязь, заставив встать на колени и сцепить руки на затылке. Что-то прокричал Рашид — наверное, скомандовал, — и бандиты вскинули оружие.
5 
