2 
Разумеется, никто не называл Вадика сутенером — использование этого нехорошего ментовского словечка в среде профессионалов не приветствовалось. Вадика называли другом, приятелем, даже шефом, иногда пастухом но суть от этого не менялась. Впрочем, Балалайка не имела к нему никаких претензий — Вадик ее ценил, доверял ее чутью, и, если Валька говорила клиенту “нет”, никогда не настаивал, потому что знал: это не каприз, а обычное соблюдение техники безопасности.
Словом, Валька-Балалайка была, что называется, в порядке — в расцвете сил, на пике карьеры и всегда при деньгах. Конечно, возраст уже начал мало-помалу поджимать, да и поднадоела ей такая жизнь, и она уже начала потихонечку присматривать себе жениха — желательно коренного москвича, далекого от тех кругов, в которых она в данный момент вращалась.
Она докурила сигарету, бросила бычок, испачканный губной помадой, под ноги и вдавила его подошвой в мягкую землю газона. Левая шпилька провалилась в податливую почву до самого верха да вдобавок еще и запуталась в густой газонной траве. Валька с некоторым усилием высвободила ногу, беззлобно выругалась, поспешно сошла с газона на проезжую часть и несколько раз топнула ногой в асфальт, пытаясь стряхнуть с каблука налипший чернозем. Пару часов назад газон полили, и земля, понятное дело, стряхиваться не пожелала. Тогда Валька достала из сумочки бумажную гигиеническую салфетку, задрала ногу, как цапля, и, изогнувшись, принялась вытирать запачканный каблук, нимало не заботясь о том, как она в данный момент выглядит и что подумают о ней водители проносившихся мимо машин. Да и что такого особенного они могли о ней подумать? Ну, уличная девка, профессионалка с Ленинградки, ненароком испачкала обувь и теперь возвращает себе товарный вид — делов-то! А что и без того короткая юбчонка задралась еще выше, так ей, Вальке, скрывать нечего — пускай смотрят. Глядишь, кто-нибудь и клюнет; глядишь, какая-нибудь потная коровища, берегущая свое рано облысевшее сокровище с его нищенским окладом, ненароком откинет копыта от зависти и злости, углядев в свете фар на обочине сверкающие белизной Валькины бедра и ее вызывающе приподнятую грудь...
Рядом с ней вдруг резко прошуршали шины, девушку обдало теплым ветерком. От неожиданности она отпрянула в сторону, с трудом удержав равновесие, и увидела в полуметре от себя серебристый, выпукло-округлый борт машины, услышала мягкое жужжание, с которым ползло вниз тонированное боковое стекло, и сразу же, выпрямившись, приняла профессионально-соблазнительную позу.
Правое боковое стекло опустилось до конца, и Валька увидела, что водитель сидит в машине один. Машина оказалась “Ладой” десятой модели — не шибко круто, конечно, но солидно. И потом, в навороченных иномарках чаще всего ездит всякая сволочь, от которой никогда не знаешь, чего ожидать. Валька-Балалайка давно заметила, что чем круче у клиента машина и чем больше у него в лопатнике денег, тем чаще он норовит свалить, не расплатившись. Ведь, казалось бы, для него, козла, пятьдесят баксов — не деньги, мог бы и заплатить, и какую-нибудь мелочишку на новые колготки подбросить, так нет же — так и смотрит, как бы ему попользоваться задаром, да еще и матом обложить на прощанье...
Серебристая “десятка” тихо и ровно клокотала движком у самой бровки тротуара, оранжевый огонек указателя поворота размеренно вспыхивал и гас, освещая бордюр, часть газона и великолепные Балалайкины ноги. Водитель неподвижно сидел за рулем и молча разглядывал Вальку. Лица его видно не было Балалайка видела только красноватую точку тлеющей сигареты, которая медленно разгоралась в темноте салона, да освещенные зеленоватым отблеском приборной панели руки, спокойно лежавшие на рулевом колесе. Ладони этих рук были небольшие, сухие, с длинными нервными пальцами, аккуратно подстриженными ногтями и без колец. На левом запястье поблескивали белым металлом часы на простом кожаном ремешке, в сумраке салона призрачно белела крахмальная рубашка с темным узким галстуком.
Балалайка шагнула вперед, украдкой выбросив на газон испачканную землей салфетку, и, положив локоть на крышу кабины, игриво заглянула в салон, заодно выставив на обозрение потенциального клиента свое ослепительное декольте и тяжелую золотистую косу.
— Прокатимся, дружок? — хрипловатым бархатным голосом произнесла она.
— Возможно. — Огонек сигареты разгорелся ярче, осветив впалые, гладко выбритые щеки и крылья короткого прямого носа. — Это будет зависеть от того, что вы можете мне предложить.
2 
