Последние отзывы

  43  

Однако случилось так, что примерно за месяц до этого счастливого момента кто-то рассказал Виктору об успешном лечении онкологических заболеваний методом лечебного голодания по Николаеву. Через знакомых был найден ленинградский специалист по этой методике, который взялся за приличные деньги наблюдать Катерину, и она начла голодать. Сомнительное это лечение стоило им всей их личной библиотеки, собранной за годы супружества, ему пришлось продать все свои заграничные художественные альбомы. Он бы с радостью продал тогда и свои картины, но их не покупали и не брали на комиссию в Салон художников на Невском… Надо сказать, что Катерина голодание переносила неплохо, даже чувствовала себя как-то бодрее. Но вызов пришел на двадцатый день голодовки: оставалось голодать еще три недели, а затем надо было провести под наблюдением врача сорокадневный восстановительный период. Врач посоветовал отложить выезд, чтобы «не спугнуть выздоровление», как он выразился. Но брать отсрочку в ОВИРе значило рисковать возможностью выехать, клапан мог захлопнуться в любой момент, и тогда Виктор оказался бы в ловушке: он уже ушел с работы, пережив отпущенные на каждого будущего эмигранта унижения — показное негодование коллег, под которым пряталась зависть, неискренние обличения в измене родине и прочий вздор. Впрочем, многие, услышав, что он затеял отъезд на Запад ради умирающей жены, понимающе бормотали: «Да, говорят, что ТАМ могут ЭТО вылечить!». Решено было, что Виктор пока поедет один, а затем, когда Катерина оправится после своего голодания, он пришлет новый вызов и она последует за ним. Но в ОВИРе ему сказали, что его не выпустят без жены, если не будет развода, — и пришлось срочно развестись, дав взятку в загсе. Их развели за неделю. Так вот он и расстался с женой и десятилетним сыном… Оказавшись в Вене, этой «пересылке для эмигрантов», Виктор впервые за много месяцев вздохнул свободно, стряхнув с себя невыносимую тяжесть чувства близости смерти. Получив доступ в фонд помощи Красного Креста, он набрал там себе большую клеенчатую сумку одежды и выбросил все свое барахло: ему казалось, что от всей его советской одежды до сих пор пахнет лекарствами…

Первое время он не писал домой потому, что писать было не о чем: обстановка была еще не ясна ему самому и будущее было в тумане. Потом как-то незаметно пришел к мысли, что писать домой вообще не имеет смысла. А еще позже, когда он перебрался в Германию, встретился с Милочкой и узнал, что возможность сделать вызов он получит не раньше, чем вид на жительство и право на работу, он решил, что для всех там, в Ленинграде, будет спокойней, если он и не станет восстанавливать не по его вине разорвавшиеся семейные узы. Бороться за восстановление семьи? Но ведь он уже женат на Милочке, да и какой из него борец… Он просто запретил себе думать о Катерине с Иваном, чтобы не трепать себе нервы попусту, зная, что все равно ничего не сможет для них сделать. Но он твердо решил и даже сказал об этом Милочке, что позже, когда он по-настоящему встанет на ноги, он начнет помогать сыну, оставшемуся на попечении бабушки. И вот теперь выясняется, что Катерина умерла не тогда, а намного позже — всего год назад! Впрочем, чем бы он ей помог, если бы даже и знал об этом? Ничем. Не было у него такой возможности. И вот теперь его сын вырос и явился предъявить ему счет за эти годы молчания… Крупный счет, надо думать.

Из кабинета врача вышла Ирина Фаддеевна и снова села с ним рядом.

— Ну как вы, голубчик? Отошли немного в тепле?

— Да, спасибо, я ничего…

— Ага, перед вами еще вон та дама. Не возражаете, если я еще посижу тут с вами?

— Конечно же нет!

Вызвали последнюю перед ним пациентку, и они остались с Ириной Фаддеевной вдвоем.

— Виктор! Я старая и, надеюсь, мудрая женщина, я прожила долгую жизнь и научилась разбираться в психологии людей, и я вижу, что вовсе не простуда вас довела до такого состояния, а какие-то крупные и тяжелые неприятности. Пока у нас есть время, расскажите мне все! Вы увидите, вам сразу станет легче. А может быть, я еще и помогу вам советом или делом. Во- первых, почему вам кажется, что кто-то хочет вас убить?

Виктор сокрушенно помотал головой.

— Если я и расскажу вам все, вы мне все равно не поверите. Разве что примете меня за сумасшедшего… Забудьте, что я вам сказал!

— Даже и не подумаю, пока вы мне все не расскажете, ну а там видно будет. Вы уверены, что кто-то вас преследует, — так кто же? КГБ или бандиты какие-нибудь, а может, немецкая политическая полиция?

  43