Последние отзывы

  43  

Я пояснил, что поскольку я холостяк, то картофельные котлеты из полуфабрикатов зачастую служат мне основным блюдом, а не гарниром. Мое признание вызвало шумный всплеск эмоций. Раздалось множество сочувствующих голосов: «Ах, бедняжка!», «Мы должны найти тебе жену!» Пока я пытался унять их материнские чувства, ангел, замаскированный под работницу регистратуры, встал со своего места и указал на оставшуюся еду:

Джейми, а почему бы тебе не забрать это домой? О, я так никогда не делаю.

Обязательно возьми! — закричали все. Но это как-то нехорошо.

Давайте, девочки, запакуем ему все это.

Не желая расстраивать клиентов, я «нехотя» принял их любезное предложение. А придя на парковку, чуть не перекувырнулся от радости.

По пути домой я позвонил своему другу Лу, тоже холостяку с довольно скромными кулинарными способностями.

— Сегодня у нас еда из ресторана. Тащи пиво.

Лу был ошеломлен, когда узрел на моем кухонном столе такое великолепие.

— И они просто так тебе все это отдали? — недоверчиво спросил он. — Это удивительно.

Что есть, то есть.

Вскоре я «случайно» стал брать больше порций, чем нужно, и не один, а несколько раз в неделю. Приятели звонили, чтобы узнать «нельзя ли зайти ко мне в районе обеда с пивом». Теперь, планируя ленчи для медперсонала, я думал не о возможности разрекламировать свой товар, а о том, как бы получить побольше остатков. Босс заметил, как выросли мои расходы, и посоветовал продолжать работать так же хорошо. «Чтобы достичь успеха, Джейми, нужно потратиться». Это вскоре стало моим лозунгом. Хотя в первый раз я упомянул о своей холостяцкой жизни случайно, теперь я стал говорить об этом всегда, бесстыдно заявляя во время первых пяти минут каждого обеда: «Для холостяка это лучшее, что есть в моей работе». Медсестер захлестывали материнские чувства, и они чуть не дрались за право упаковать для меня остатки еды. Выяснилось, однако, что не я один использовал этот прием.

Однажды после очередного совещания по продажам мы с парнями сидели за вечерним коктейлем. Я осторожно намекнул на свою аферу. Мне не терпелось увидеть на их лицах восторженные, завистливые взгляды. «Ты что, хочешь сказать, ты только сейчас до этого дотумкал? — захихикал один пацан. — Я, в натуре, сразу понял, что можно делать такие штуки». Остальные согласно закивали, и я понял, что серьезно отстал от жизни. Потом еще не раз оказывалось, что до меня на редкость долго доходили очевидные для других приемы.

Я пытался по возможности обманывать систему, когда замечал в ней изъяны. Это, в частности, касалось моей тяги к труду. Точнее, отсутствия таковой. Тогда, в июле 1995-го, когда я вышел после собеседования уже с работой в кармане, меня остановил кадровый бог Брендон, выпуск 68-го года. Он усадил меня в своем кабинете и завел разговор по душам. «Некоторых ребят из Нотр-Дама я выводил в люди, а других вышвыривал вон! — проговорил он с угрозой в голосе. — Так что не думай, что ты на особом положении». Я помотал головой в знак того, что у меня и в мыслях такого не было.

Он изложил основные правила работы в компании Pfizer. Начинаешь работу в полвосьмого. До полшестого ходишь по клиентам. А потом еще иногда обзваниваешь аптеки. Он открытым текстом сказал мне, что уезжать из Саут-Бенда в Чикаго в пятницу раньше пяти часов вечера непозволительно. Я кивнул, мол, ясное дело, разве бывает, чтобы работа кончалась раньше пяти? Мы с Брендоном достигли полного согласия: раньше пяти часов я Саут-Бенд покидать не буду. Ни один из нас, конечно, тогда не догадывался, что каждую пятницу в три часа дня я уже буду на пути в Чикаго.

Полный отказ от всякого подобия трудовой этики я провозгласил не сразу. На первых порах я трудился с полной отдачей. Я вставал по будильнику и начинал рабочий день, как полагалось всем агентам Pfizer, в семь тридцать. Ладно-ладно, не было ничего этого и в помине, но так приятно это написать…. Признаюсь, первые три дня я действительно поднимался с постели вовремя. Утром эпохального четвертого дня я поддался искушению и немного соснул уже после того, как прозвонил будильник. Это вызвало у меня жуткие угрызения совести. На следующий день я вырубил будильник сразу, как только он начал надрываться, — ну их на фиг, эти муки совести, — и спокойно задрых. В девять утра я проснулся в состоянии паники. О боже! Меня уволят\

Выйдя из душа, я обратил внимание на непривычную тишину в квартире. Я выглянул из окна, и моему взору открылась пустая парковка. Все соседи уже уехали на работу. Никто не позвонил узнать, почему лейтенант Рейди не явился в штаб или почему Джейми Рейди не пришел к доктору Суини к девяти часам. Постепенно до меня дошло, что никому из компании Pfizer (в том числе и Брюсу) неизвестно, где я нахожусь, и уж тем более — во сколько я встал. Это открытие ознаменовало собой начало конца. Ясно, что Pfizer нанимала бывших военных вроде меня специально: в представлении руководства мы были дисциплинированными людьми, которых не нужно все время контролировать.

  43