18 
– А что, это ты, молодой человек, тут делаешь?
– Да вот. – показал ей Блим Кололей баян со снежной коркой на него налипшей. – Иду, вижу – шприцы. А тут же дети играют, не дай бог, наколются. А там же внутри черт знает что может быть. Надо убрать.
– Ой, правильно. Ой, правильно… – запричитала бабка. – Ты, мил человек, еще у шестого дома посмотри. Там тоже под одним из окон такая куча шприцев, такая куча…
У шестого? – задумался Блим Кололей. Он из шестого никого не знал, кто бы торчал. Но сейчас у него была задача совсем другая – убрать с глаз долой верное палево. А там, если уж время будет, и у шестого пошурудить.
Вскоре набрал Блим Кололей полный целкофановый пакет своих баянов. Баянов, да не только. Нашлись чьи-то часы «Победа». Они сперва не тикали, но едва Блим Кололей завел их, стали бодро щелкать время секундной стрелкой. Нашлись две щелочильные рюмочки, консервный нож, десяток порожних пузырьков из-под салюта, непонятная аудиокассета, уже явно непригодная ни на что, три музыкальных компакт-диска, которые Блим Кололей думал, что кто-то спиздил. Обнаружились еще и деньги: купюра в десять баксов, полтинник и сотенная. Бумажки не были чистыми, но после помытия, место в хозяйстве Блим Кололея им нашлось бы сразу.
Но вожделенного баяна с винтом так и не проявилось. Или Блим Кололей его просто не заметил.
Сгрузив баяны в мойку, чтоб таяли, Блим Кололей пошел к шестому дому. Там делать приборку. Но он опоздал. На месте копошились уже двое. Пацан и девка.
– Ты помнишь, как ты тогда Седайко Стюмчику задул? – Спрашивала девка, показывая пацану баян, со странно изогнутым поршнем. – Это этой гармошкой было сделано!
– А ты сама помнишь, как казнилась три часа на восьмое марта, а я, как ты поставилась, в баян тот мимозу засунул? Вот она! – Восторженно орал пацан.
Блим Кололей, не подавая вида, что шел на то самое место, прошел мимо. Не стоило обламывать людям такой праздник.
58. Навинченная конопель
1 апреля то было. И то было совсем не шутка. Ибо на самом деле посадил в тот день сатиров и юморов несколько семечек голландской конопли сам Седайко Стюмчек.
Вскоре семечки взошли, выпустили первые листочки, и Седайко Стюмчек начал торчать. Торчал он и на конопели и на винте. На конопели он торчал визуально, а на винте – внутривенно. И на каждом своем приходе, что случались от одного до трех раз в сутки, Седайко Стюмчек разговаривал сперва с ростками, потом с растеньицами, что выпустили первые трехпальчиковые листочки.
Торч шел непрерывно. Растения тоже росли постоянно.
Появились листки с пятью «пальчиками». Потом с семью. Потом с девятью! Потом – с одиннадцатью. А к августу на коноплях были уже триннадцатипальцевые листья! Мощные, жутко крупные. Седайко Стюмчек смотрел на конопель и не мог на нее нарадоваться. И те, кто у него торчал, тоже смотрели и предвкушали.
– Я ее ежедневно заряжаю энергией! – Хвастался Седайко Стюмчек. – Винтовой энергией. И, когда эта конопля вырастет, торкать от нее будет, как от винта!
Пришла осень. Седайко Стюмчек собрал урожай. Высушил. Покурил. И его в натуре торкнуло, как от винта.
Но, что самое непонятное во всей этой истории, так это то, что все остальные, когда курили навинченную конопель, не зная, что она навинчена, говорили, что это обычная московская беспонтовка, и что она торкает, конечно, но слабенько-слабенько…
65. Соматика
(Скрипеть зубами, жевать губы,
14. Отмазка от ментов
Чевеид Снатайко ехать вообще никуда не хотел. А Навотно Стоечко хотел, и даже очень.
Ситуация осложнялась тем, что финансы имелись у Навотно Стоечко, а стрем-пакет, великолепный стрем-пакет, с пэ-аш-бумажками, весами и невъебенными количествами компота – у Чевеида Снатайко. Второе осложнение ситуации заключалось в том, что денег у Навотно Стоечко было не то, чтоб впритык, а чуток меньше. А за эту сумму барыга мог дать банку только Чевеиду Снатайко, как старому клиенту. А Навотно Стоечко он бы банку не дал.
И пока Чевеид Снатайко резался по сети в третью Кваку, Навотно Стоечко Чевеида Снатайко парил.
– Ну, давай сходим…
– А, бля, сука, получи! – Это Чевеид Снатайко говорил очередному замачиваемому стрелку, а не Навотно Стоечко. А для Навотно Стоечко Чевеид Снатайко говорил так:
– А, бля, ну его на хуй!
– Не, ну давай сходим… Трубы ж сохнут…
– Ну, гнида, где ты там, вылезай! Щас я тебя… А, бля, козел! – Говорил Чевеид Снатайко, когда его все-таки замочили. А Навотно Стоечко он говорил другое:
18 
