Но могилы Барнума и Тома Тама нам все не попадались. Мы одолели несколько пригорков, повернули налево, потом направо, затем попытались остановить рабочего, проезжавшего мимо нас на газонокосилке (тот нас проигнорировал, жестами показав, что у него обед и ему не до нас), но могил своих героев так и не нашли. В конце концов я, сделав глубокий вздох, решил воззвать к самому Ф.Т. Барнуму.
«Ну хорошо, Барнум, – начал я, надеясь, что сидящая за рулем девушка не сочтет меня сумасшедшим, – приведи меня к себе».
Мы ехали еще несколько минут. Я вытянул ладони вперед, используя их как магнит для притяжения энергии, как что – то наподобие «лозы», с помощью которой экстрасенсы отыскивают подземные воды или металлы, и настроился на любой сигнал от великого шоумена. И вдруг я действительно что – то почувствовал.
В этот же момент заметил на расстоянии памятник, который, казалось, светился изнутри.
«Едем туда», – скомандовал я своей спутнице.
И мы поехали в указанном мною направлении. Мемориальная доска была не больше, не меньше и не более необычной большинства других, но что – то в ней манило меня. Подъехав ближе, мы смогли рассмотреть начертанное на ней имя, которое вызвало у меня настоящий шок. Надпись на надгробии гласила «Сили».
Я не верил своим глазам. Я просто не мог поверить, что чувства обманули меня и моя интуиция привела меня не туда. Мы решили ехать дальше, а когда объезжали надгробие, на которое я до этого указал, моя подруга вдруг заметила слева от себя что – то, заставившее ее остановиться и присмотреться.
«Это могила Генерала Тома Тама», – сказала она.
Мы припарковали автомобиль, вышли из него и подошли к могиле. Это был высокий постамент, на котором стоял памятник артисту в полный рост. Очевидно, по просьбе Генерала скульптор запечатлел его в возрасте двадцати лет, когда он еще не знал, будут ли люди помнить о нем и после его смерти. Зрелище, скажу я вам, прелюбопытное. Том Там был отлично сложенным миниатюрным мужчиной ростом около метра. Было сразу понятно, что, где бы он ни появился в своем XIX веке, он тут же привлекал всеобщее внимание, особенно когда выезжал в собственном крошечном экипаже, изготовленном специально для него в форме скорлупы грецкого ореха.
Мы обошли могилу Тома Тама вокруг и направились к машине. И тут я заметил, что надгробие, к которому меня чудесным образом потянуло до этого с надписью «Сили», находится всего в нескольких метрах от памятника Генерала Тома Тама. Теперь оно было повернуто к нам фронтальной стороной, и здесь на нем было высечено совсем другое имя – Барнум.
Я бросился туда и увидел, что это фамильный участок Барнумов. Тут покоились семьи его дочерей и их мужей, в том числе и человека по фамилии Сили. Присмотревшись получше, я наконец разглядел совсем небольшой, ничем не примечательный надгробный камень, на котором было вырезано «Ф.Т. Барнум» (см. рис. на с. 218). А на фронтоне, различимое и сто лет спустя, виднелось его любимое библейское изречение: «Не моя воля, но Твоя да свершится».
Я преклонил колени перед последним пристанищем Барнума, величайшего в мире гения рекламы и маркетинга, и положил ладони на надгробный камень. И внезапно ощутил нечто: будто электрический ток прошел сквозь все мое тело, и мягкая и неуловимая энергия вошла в меня.
Это был незабываемый момент.
Можете приписать все это моему разыгравшемуся воображению или просто назвать безумием. Но я бы объяснил произошедшее единением наших душ, ведь в те святые для меня секунды ясного солнечного дня в Бриджпорте я чувствовал себя так, будто вдыхаю в себя суть человека, о котором собирался писать книгу. Я как бы наполнялся его духом, его предприимчивостью, гениальностью в бизнесе, маркетинговой бравадой, а когда почувствовал себя переполненным всем этим, опустил руки и поднялся на ноги.
Надгробие Барнума в Бриджпорте, штат Коннектикут. (Фото из личной коллекции автора)
«Ну все, можно ехать, – сказал я своей спутнице. – Мне пора писать книгу».
Как я понял послание Барнума
Однако прошло еще несколько недель, прежде чем я в полной мере испытал на себе влияние всего пережитого мною на кладбище.
Я как раз обедал с Кэрол Мараши, моей дорогой подругой из Остина, и рассказывал ей обо всех превратностях жизни в Хьюстоне, где я в то время работал. Излив перед ней душу, я перешел к истории, которую только что поведал вам.
В ее карих глазах зажглись огоньки, и тут она задала мне вопрос на миллион долларов: