– Ничего, – успокоил присутствующих Яхонтов. – Так даже веселее. Давненько я красивых девок не спаивал. Так вот, Фаберже получил заказ. Непривычно, конечно, но деньги-то немалые! Да и с императрицей не больно-то поспоришь. Сегодня ты официальный поставщик двора, а завтра пойдешь своими брошками на ярмарке торговать… В общем, сделал он сервиз и представил на высочайшее рассмотрение. И что-то такое у них там вышло, что-то не срослось… Короче говоря, сервиз не одобрили и подарили Негошу что-то другое. А сервиз как-то незаметно пропал. В ту пору из дворца многое вот так пропадало: было и сплыло, и спросить не с кого, потому что здоровье наследника важнее…
– Распутин? – быстро спросил Сергей.
– Поговаривали, что он, но разве теперь узнаешь? За руку его не схватили, так что этот вопрос пока остается открытым. Да так, видно, открытым и останется. Вот, собственно, и все. Да, и еще одно. Басманов, конечно, чайничек свой купил не случайно. Ну сами подумайте: эмигрант, без году неделя в Стамбуле, ни денег, ни жилья, ни перспектив, ни здоровья… И вдруг – на тебе! – покупает чайник. Не кусок хлеба, а медный заварочный чайник. Не из-за герба же он его купил! Тем более что Басманов-то как раз знал, чем черногорский герб отличается от российского. Значит, приходилось ему слышать о сервизе, а может быть, и видеть. Может быть, Басмановы его у Гришки и купили, кто знает? У старого графа знаменитая коллекция была, многие завидовали. Так или иначе, а чайник он опознал сразу и безошибочно. Не удалось его провести старому Шульцу…
– Шульцу?
– Ну да. Орудовал после революции в Москве такой комбинатор, золото под медь маскировал. Замели его в двадцать четвертом году, но расколоть не успели: на второй день помер в камере.
– Убили?
– Да какое убили! От старости он помер, старый сквалыга! Всю жизнь всех за нос водил, и тут вывернулся.
– Надо же, – сказал Дорогин. – Выходит, правду мне рассказывали. А я-то думал, что это просто байка.
– Где это тебе про него рассказывали? – живо заинтересовался Яхонтов.
Дорогин замялся.
– Да так, – сказал он, – в одной компании…
– И долго ты в этой компании сидел? – спросил старик.
– Н-да… – удивленно произнес Сергей. – Да нет, не очень. Но мне хватило. А как вы узнали, если не секрет?
– Не секрет, – ответил Яхонтов. – На ювелира ты не очень похож, а байки про старого Шульца только в двух местах можно услыхать – за столом, где наше старичье про былые времена вспоминает, и еще там, где ты про него слышал.
На веранде неслышно возникла Анна Сергеевна и спросила, подавать ли обед. Дорогин поспешно поднялся и сказал, что им с Варварой пора.
– Нам еще нужно обработать материал, – заявил он, вынимая из внутреннего кармана куртки бумажник. – Журналисты, знаете ли, работают без выходных.
– Так уж и без выходных, – проворчала Варвара. Дорогин немного удивился, поскольку ждал этой реплики, но вовсе не от Варвары, а от Яхонтова.
– Я имею в виду хороших журналистов, – сказал он, – а не тех, которые регулярно напиваются на работе.
– Да ладно тебе, – примирительно пробасил Даниил Андреевич, – особенно-то не строжись. Это я виноват. Не рассчитал маленько.
– А вы не могли бы еще немножечко провиниться? – невинно поинтересовалась Варвара. – Граммов на пятьдесят, не больше.
– Тогда твой.., гм.., твой коллега тебя до дома не довезет, – сказал Яхонтов.
– Давай уж как-нибудь в другой раз. Созвонимся, я жену куда-нибудь отправлю… А?
– Не обращайте на него внимания, пожалуйста, сказала воспитанная Анна Сергеевна.
– Спасибо вам огромное, – поблагодарил хозяев Дорогин, убирая в карман Варварин диктофон. – Даниил Андреевич, у меня к вам просьба. Вы не одолжите нам на время фотографию сервиза? Мы скопируем и сразу же вернем, обещаю.
– Верните обязательно, – сказал Яхонтов, вынимая из папки фотографию. – Сервиз-то сгинул, так что вот эта картонка – единственная о нем память. Две войны, три революции… Вряд ли мы о нем еще когда-нибудь услышим. Хоть чайник нашелся, и то ладно.
– Спасибо, – повторил Муму, бережно принимая фотографию. Он открыл бумажник и вынул оттуда пятьдесят долларов, жалея о том, что нельзя дать больше, не возбудив у Яхонтова подозрений: благотворительности старик явно не признавал и запросто мог обидеться. – Вот, пожалуйста. Это вам.
– Это еще что? – грозно прорычал Даниил Андреевич, глядя на деньги так, словно Дорогин протягивал ему дохлую кошку.