22 
Письмо произвело на Владислава Андреевича крайне тяжелое впечатление, усугублявшееся видом сидевшего напротив него сироты. Школьников смотрел на Вадима и видел перед собой обыкновенного проходимца, который запутался в долгах и прибежал через всю огромную страну спасаться к богатому родственнику. Проходимцу было уже за тридцать, так что гладить сиротку по головке и угощать конфеткой не имело смысла. Давать ему деньги тоже было бессмысленно, да к тому же и опасно: никто с таким нетерпением не ждет смерти своих родных, как запутавшиеся в долгах племянники богатых дядюшек.
«Долги?” – на всякий случай уточнил Владислав Андреевич. Церемониться с этим дальневосточным проходимцем он не собирался и потому не стал облекать свой вопрос в более деликатную форму. “Сирота” скромно кивнул. “Большие долги”, – уже без вопросительной интонации, но со вздохом продолжал Владислав Андреевич и удостоился еще одного молчаливого кивка. “Ну вот что, юноша, – сказал он тогда. – Денег я вам не дам. Хотите заработать – милости прошу. Место для вас в моей фирме найдется. Но предупреждаю: мы занимаемся легальным бизнесом, и здесь ваши штучки не пройдут. Поймаю за руку – оторву ее к чертовой матери. Учтите, это не эвфемизм, а суровая правда жизни. Именно оторву, а потом возьму ее и буду бить вас по голове, пока не устану. А устану я нескоро, поверьте. Вам все ясно?»
Вадиму Севруку все было ясно. Он получил место менеджера в строительной компании, помимо всего прочего принадлежавшей Владиславу Андреевичу, и взялся за дело с показным рвением, которое, по всей видимости, должно было убедить Школьникова в чистоте его намерений. Владислав Андреевич на эту удочку не попался и в течение целого года не спускал с племянничка глаз, контролируя буквально каждый его шаг. Коллеги отзывались о Вадиме в самых восторженных тонах. Он вкалывал не за страх, а за совесть и ни разу не был пойман на попытке запустить руку в карман Владислава Андреевича. Он даже не заключал сомнительных сделок – в общем, вел себя так, словно его подменили. Потом генеральный директор строительной фирмы, в которой работал Вадим, внезапно и глупо погиб в автомобильной катастрофе. Поговаривали, что дело тут не совсем чисто, но такое всегда говорят, когда погибает крупный бизнесмен. Ни официальное следствие, ни проведенное Владиславом Андреевичем негласное расследование не дали никаких результатов, и смерть генерального директора была признана стопроцентным несчастным случаем. После некоторых колебаний Школьников все же назначил своего родственника на освободившийся пост и, к своему немалому удивлению, ни разу об этом не пожалел.
Обо всем этом он размышлял, ведя свой “шестисотый” по загородному шоссе. Смеркалось. Справа над темной полосой леса повис тонкий серпик молодого месяца, и Владислав Андреевич всю дорогу боролся с искушением вынуть бумажник и показать месяцу деньги, что, по слухам, обязательно должно было привести к резкому увеличению прибылей. Впрочем, с прибылями и без этого был полный порядок, и Школьников не стал останавливать машину, тыкать в небо раскрытым бумажником и бормотать идиотские заклинания.
Его мысли снова сами собой вернулись к Вадиму. Севрук по-прежнему выглядел проходимцем – отъевшимся, остепенившимся, но в глубине души так и оставшимся уличным кидалой. Глаз у Владислава Андреевича был наметанный, и провести его было трудно. Он по-прежнему не верил “сиротке”, хотя тот за два года ни разу не дал ему повода для недовольства. Мало-помалу Школьников начал склоняться к мысли, что с самого начала отнесся к парню чересчур предвзято. Возможно, в том, что он стал проходимцем, была виновата среда, в которой он рос и пытался заниматься бизнесом. Теперь, когда его окружение изменилось, Вадим, судя по всему, изменился тоже. Владислав Андреевич начинал надеяться, что это были изменения к лучшему, но распахивать объятия племяннику пока не спешил в силу укоренившейся привычки никому не доверять, а не исходя из каких-то конкретных соображений. Но его все чаще посещали мысли о том, что рано или поздно придется передать кому-то дела фирмы и уйти на покой: он вовсе не собирался тянуть лямку до самой смерти, не видя в этом никакого смысла. Работа, бизнес, деньги – это не самоцель. Того, что уже накоплено, с избытком хватит на полтора – два десятилетия спокойной безбедной жизни, и на похороны тоже останется, даже если кому-то взбредет в голову похоронить его в золотом гробу. Так есть ли смысл надрываться, сокращая и без того не слишком долгий остаток жизни? Владислав Андреевич считал, что смысла в этом не больше, чем в поедании ядовитых грибов.
22 
